Майкл Уолш - Сыграй ещё раз, Сэм

— А если бы я им оказался?

— Пришлось бы вас убить, — довольно равнодушно ответствовал сэр Гарольд. — К счастью для всех нас, мистер Ласло поручился за вас по предъявлении вашего паспорта и также по визуальном опознании, пока вы наслаждались гостеприимством миссис Бантон.

— Кто здесь гончая и кто заяц? — спросил Рено. — И кто лиса?

Майор Майлз бросил на стол Риков и Сэмов паспорта.

— На сегодня, мистер Блэйн, — сказал он, — думаю, что не покривлю душой, если скажу: я знаю о вас больше, чем ваша родная мать.

Рик вспомнил встречу с другим майором, Штрассером, в кабинете Рено в Касабланке и свое досье в вялых руках фашиста. Британцы, понятно, не могли собрать на него больше сведений, чем собрали немцы. Сейчас выясним.

— Мать никогда меня толком не знала, — заметил он, жалея, что нельзя прямо сейчас выпить.

— А мы знаем, — продолжил Майлз. — Мы знаем, что в 1935-м и 1936-м вы ввозили оружие в Эфиопию для императора Хайле Селассие, который тщетно пытался противостоять Муссолини. Это свидетельствует о вашей изрядной храбрости — и редком донкихотстве, если позволите так выразиться.

— Всегда питал слабость к побежденным, — вставил Рик. — Американские штучки.

— Тоже весьма необычно. Скажите, мистер Блэйн… — Теперь настала очередь майора закурить. — Что заставило вас так внезапно покинуть город Нью-Йорк в октябре 1935-го?

— Честное слово, не думаю, что вас это касается, — сказал Рик как можно спокойнее.

— Так внезапно и так бесповоротно, что говорят, будто вы теперь никогда не сможете вернуться в родные края. — Майор стряхнул пепел в корзину для бумаг. — И что вас заставило из всех стран выбрать Эфиопию?

— Я не выбирал, — сказал Рик. — Я приехал в Париж, оставил там Сэма и отправился поразведать, что к чему. — Он сжал губы. — Наверное, не секрет, что дома я занимался клубным бизнесом, и я слыхал, что открыть заведение в Париже — самое оно. Так и вышло.

— Почему же вы оказались в Аддис-Абебе? — не унимался майор.

— Ну, скажем, я просто не люблю бандитов, и давайте покончим с этим, — ответил Рик.

Майор Майлз покопался в каких-то бумагах.

— Мы также знаем, что вы воевали в Испании за республиканцев против Франко. Опять выдающаяся храбрость, отчаянное донкихотство — и большой риск. Вы довольно понюхали пороху — и по ходу дела собрали кругленькую сумму, поставляя республиканцам оружие.

Рик глубоко затянулся.

— И это тоже не секрет, — сказал он. — Расскажите мне, что такого нашла ваша хваленая разведка, о чем не было бы уже известно всему миру.

Сэр Гарольд пропустил насмешку мимо ушей.

— Затем в мае или июне 1939-го вы обнаружились в Париже, где и обретались, пока в город не вошли немцы.

— С отъездом особого выбора не было, — объяснил Рик. — С моим испанским прошлым надо было бежать, если я не хотел закончить, как Ласло, гостем рейха. Видите ли, майор, фашисты не особенно меня любят, да и я, правду сказать, их тоже недолюбливаю.

— Мне как-то трудно увязать этот, если позволите, идеализм с пассивной и безучастной личностью, которую вы явно с сугубым тщанием культивировали в Касабланке.

— Это как хотите, — сказал Рик. — Мне и самому порой довольно трудно.

Он докурил сигарету и положил в пепельницу. С него хватит.

— Знаете что, — гневно сказал он. — Я все это проходил в Касабланке с майором Штрассером, и будь я проклят, если собираюсь сидеть тут и проходить все по новой с вами. Человек имеет право оставить при себе хотя бы часть своей личной жизни. Почему я поступал так, как поступал, — мое дело и больше ничье. Теперь, если вопросов больше нет…

Он поднялся, как будто собираясь уходить.

— Ричард, пожалуйста, подожди.

Ее голос! Она. Рик и не заметил, когда она вошла в комнату. Но она здесь.

Он хотел обернуться, взглянуть на нее. Но не стал. Не смог. Снова опустился на стул.

Заговорил Виктор Ласло:

— Прошу вас, мсье Блэйн, нам с женой и вправду нужна ваша помощь. Вы не должны винить нас в том, что сэр Гарольд навел о вас справки. В операции такой важности и тонкости мы должны абсолютно точно знать, где границы лояльности каждого… Про мсье Рено нам все ясно. — Ласло кивнул на капитана. — Для него на первом месте деньги и удовольствия. С такими людьми мы можем вести дела. Но вы — другая история. Я больше не оскорблю вас предложением денег…

— Вы за транзитные письма предлагали мне сто тысяч франков, помните? — сказал Рик. — Или двести тысяч?

— И вы отказались их принять. Вместо этого вы просто отдали бумаги мне — или, пожалуй, правильнее будет сказать, вы отдали их ей.