Александр Андреев - Очень хочется жить. Повесть

Пастух, мрачный мужик с заросшим черным волосом лицом, лежал на бугре рядом с телегой, животом вниз. Перед ним, в вырытой ножом ямке, был насыпан табак, смешанный с конским навозом, сбоку от ямки отходила трубочка - сухой полый стебель. Мужик подпалил курево и через стебель-чубук втянул в себя злой и вонючий дым.

- Здравствуй, Герасим, - по-приятельски, просто, как своему, сказал Свидлер, подойдя к пастуху. - Ты помнишь меня? Я вечером отдыхал возле тебя!..

- Припоминаю, - неохотно отозвался мужик, оторвавшись от своей «трубки» и с недоверием оглядывая пришельцев.

Чертыханов и Свидлер присели рядом с ним.

- Куда идешь, отец? - спросил Прокофий.

- Видишь, лежу!. - ответил пастух. Безнадежное одиночество сделало его нелюдимым и враждебным.

Прокофий невозмутимо похвалил, указывая на трубку:

- Это ты ловко придумал…

- Бумаги нет, - хмуро пожаловался Герасим, - И табаку осталась одна щепоть…

Оня великодушно предложил папиросу:

- Угощайся…

Чертыханов нагнулся к ямке и потянул из трубочки, закашлялся.

- Ух, черт, вот это отрава! Слезу вышибает…

Мужик неожиданно рассмеялся.

- Что, не выдерживаешь такого градуса?..

- И долго ты так мучаешься, сердешный?..

Мужик опять посуровел.

- На второй день войны выгнал из-под Могилева больше ста голов, - проворчал он неохотно. - Осталась вон горсточка… Эта нечистая сила - козы - измытарила меня вконец: разве я могу угнаться за ними по лесам? Я не кобель. Ноги и так насилу таскаю от бескормицы да от тоски. Ну, и растерял половину… Один! Помощник был, парень молодой, - сбежал, в партизаны подался… - Герасим неловко повернулся, рубаха, натянувшись, треснула на лопатках, расползлась, истлевшая. - Теперь вот держусь подальше от лесов, все-таки хоть на виду пасутся… Дай еще одну папиросу… - Затянувшись дымом, он тоскливо взглянул на синие облака над синим лесом, тяжко вздохнул. - Назад вертаться не приказано. Впереди немцы, с боков тоже немцы. Как я могу сдать скотину по назначению? Куда? Кому? В три колхоза набивался - не берут. Своих, говорят, девать некуда… Вот и кружусь колесом, словно проклятый всеми. Да пропади она, жизнь такая!..

- Плохо твое дело, отец, - посочувствовал Чертыханов. - Прямо скажу, стихийное дело. Водит тебя по оврагам какая-то черная сила. Заведет в такие места, откуда и пути назад не будет… И пропадешь ты со своей скотиной ни за грош. Непременно пропадешь!

- Ясное дело, пропадешь! - отчаянно вырвалось у Герасима.

Видно было, что ему смертельно надоело мотаться по полям и лесам одному, молчать: его, должно быть, преследовали мрачные, нехорошие думы. Прокофий хитровато, заговорщически подмигнул Свидлеру. Тот подсел к пастуху поближе, положил на колено ему руку.

- Да, Герасим, горите вы белым пламенем. Скоро от вас останется только горка пепла. - Мужик смотрел на Оню покорно и с мольбой. - Но если вы нас хорошо попросите, мы вам поможем. Поможем, Чертыхан?

- В любую минуту, - с готовностью поддержал Прокофий.

- Мы возьмем у тебя, Герасим, скот для нужд Красной Армии.

Пастух отодвинулся от старшины.

- А вы кто такие, чтобы забирать у меня скот? Идите, откуда пришли.

- Ты не беспокойся, Герасим, - настаивал Свидлер. - Твое недоверие законно. Но мы дадим тебе расписку по всей форме…

- А то, не дай бог, отец, немцы найдут вас со стадом, - поддержал Чертыханов. - Какое, скажут, вы имели право утаивать от германской империи этих свинок и этих козочек? И капут вам, прикокошат моментально, как по нотам.

Мужик озирался в безысходности.

- И лошадку заодно отдайте, - уговаривал Оня Свидлер. - Вам выгоднее возвращаться домой налегке…

…В полдень поляна, где стояла избушка лесника, огласилась низким сердитым хрюканьем и тонким козлиным блеяньем.

При виде Они Свидлера, подъехавшего к штабу на подводе, я с радостью подумал об одном: люди будут сыты.

Оголодавшие за дни скитаний бойцы оживились, настало время поесть по-настоящему, вдоволь, пускай хоть козлятину.

Только Вася Ежик со всей мальчишеской силой возненавидел коз и свиней: его и бойца в очках, писаря, я назначил охранять стадо. Мальчик плакал навзрыд.

- На что они мне сдались, черти рогатые? - всхлипывал он, навалившись на березовую перекладину изгороди. - У других война, как война, а у меня что?! В кого я буду стрелять, в коз? Вот перестреляю я их всех до единой, проклятых!