Виктория Дьякова - Досье генерала Готтберга

— Вы кто, что вам нужно? — Лизе показалось, что девушка готова убежать.

— Не бойтесь, Вера, это я, Лиза Арсеньева, — она назвалась своим минским псевдонимом, настоящей ее фамилии Вера не знала. — Вы помните меня? В сорок третьем году во время оккупации я снимала комнату у вашей тети.

— Вы?! — Вера как-то расслабилась, потом всхлипнув, приникла лицом к Лизиному плечу. — Я помню вас, а тетя умела, — дождь поливал их обоих.

— Я знаю, мне сказали сегодня, ваш почтальон, — проговорила Лиза, притронувшись рукой к плечу Веры, — пойдемте в дом, если можно, — предложила она, — нас могут увидеть, понимаете?

— Да, да, я понимаю, — Вера спохватилась, распахнула калитку, пропуская Лизу вперед. — Входите, пожалуйста. Потом быстро поднялась на крыльцо, открыла ключом дверь, вошла и исчезла в темноте. — Входите, входите, — крикнула она издалека, впереди мелькнул огонек. — Вера зажгла лампу.

Лиза вошла и сразу оказалась в знакомой квадратной комнате с печью. Ее, видимо, давно не топили, в доме было холодно и сыро.

— Сюда, сюда идите, помните? — Вера откинула выцветшую ситцевую занавеску. — Садитесь за стол, я сейчас печь затоплю, так что согреетесь. Для себя я не топлю, пока мороза нет, — немного виновато объяснила она. — Терплю, одеваюсь потеплее. Дрова дорогие, знаете ли, денег у меня в обрез.

— Не надо, — Лиза остановила ее, взяв за руку, — я тоже потерплю, я ненадолго.

— Ну, что вы, — Вера смутилась, — я никуда вас не отпущу, куда же вы на ночь глядя, останетесь у меня. Я затоплю печь, садитесь. — она указала на стол с теплящейся на нем лампой.

Он одиноко стоял посреди комнаты, круглый стол, за которым Лиза когда-то разговаривала с разведчицей Ингой Тоболевич. Только ни скатерти, ни комода, куда Инга тогда положила свою кокетливую шляпу с вуалеткой, в комнате не было.

— Отдала соседям, — горько произнесла Вера, хорошо понимая чувства своей гостьи. — По дешевке, и комод, и скатерть, и много чего еще, — она вздохнула. — А что делать? Похоронить тетю было не на что. Я ж одна, на кого рассчитывать? Но кровать ваша сохранилась, — уверила она, — я сама на ней сплю теперь, — призналась неловко. — Но я перестелю, не волнуйтесь, а сама на печке лягу. Затопим, так она теплая будет.

— Как же так вышло, с Авдотьей Кирилловной-то? — спросила Лиза.

Вера села на стул, уронила на колени тонкие, синюшние руки. — Тетя простудилась сильно, долго кашляла, дом не топила, дров совсем не было у нас, всю зиму в холоде просидели, вот у нее воспаление легких и началось. Сначала еще держалась, врач домой приходила, одно, другое пропишет, а лекарства не достать, только на рынке за большие деньги. Потом тетю в больницу забрали, там процесс совсем быстро пошел. Кололи лекарство сильное очень, а сердце-то уж намученное за всю жизнь, — Вера всхлипнула, — не выдержало она. Умерла тетушка. Хорошо хоть, дом заранее мне отписала, так я не на улице осталась, крыша над головой есть.

— А что же Петр Михайлович? — спросила Лиза и подошла к ней, обняла за плечи. — Что Петр Михайлович не помог, он ведь в университете работает, у него наверняка связи не только здесь, но и в Москве. Он же любое лекарство достать может.

— Петра Михайловича убили, вы разве не знаете? — Вера подняла на нее заплаканные глаза. — Еще за год до того, как тетушка умерла. Она за него переживала очень, потому и ухудшилось ее состояние.

— Как убили? Кто? — Лиза не поверила собственным ушам. — Как это?

— Да так, — Вера снова горько вздохнула, — возвращался поздно из университета, его подкараулила шпана. Знаете, у Петра Михайловича часы были на цепочке, дорогие очень, они ему от отца в наследство достались, а тому — еще от его отца. Авдотья Кирилловна сколько раз говорила ему, оставьте, Петр Михайлович часы дома, купите себе поскромнее что-нибудь. Чего дразнить черта по-пустому? А он, напротив, все боялся, что залезут в дом и часы украдут. Так их прямо с него сорвали, из-за них и убили, пырнули ножом. Когда мы с тетей крик услышали да кинулись на улицу, он уж мертвый был. Вот так, — Вера снова тихо заплакала. — От гестаповских сыщиков ушел, сколько они выслеживали его, скольким военнопленным, партизанам, простым людям жизнь спас, а они, простые люди эти, его и убили. За побрякушку.

— Так вот в чем дело, — Лиза была потрясена. — Я ведь зашла сегодня к профессору. Мне открыла какая-то женщина…

— Это новые соседи мои, — объяснила Вера, — дебоширы, пьяницы. Муж на заводе Сельмаш мастером, она — прачкой. Отвратительный народец, как жить с ними дальше — не знаю. Боюсь, выкурят меня из дома, все себе заберут. У них же детей — пять голов, там им тесно. Уже приходили, сваливай, говорят, ты одна, а нам места не хватает. Я вот нынче общественной работой занялась, чтоб хоть какую-то защиту иметь, может, члена бюро комсомола фабрики не тронут, а так ведь пришьет ножом на месте, с пьяных глаз, и ничего ему не будет.