— Оставьте, — усмехается штабс-фельдфебель. — Похоже, вы все-таки принимаете нас за простачков. — Поворачивается к фрау Петерс. — Мне хотелось бы узнать, в самом ли деле сюда приходят офицеры-отпускники и бросают свою форму в кухонный шкаф? Нет, в это никто не поверит. Вы тоже арестованы. Должен предупредить, что если попытаетесь бежать, мы откроем огонь.
— Мои дети, — шепчет фрау Петерс в ужасе.
— Нужно было раньше думать о них, — отвечает штабс-фельдфебель, доставая из кармана наручники. — Ваши браслеты, мадам, чтобы избежать всяких глупостей по пути. Пошли!
— Дети рождаются каждую минуту, — говорит один из «охотников за головами», ведя фрау Петерс за руку вниз по лестнице.
— Хайль Гитлер! — громко кричит консьержка и вскидывает руку в нацистском салюте.
Они едут к Шпрее, путь их освещают бесчисленные пожары. Сворачивают к большому серому зданию на Принц-Альбрехтштрассе, и арестованных поглощают подвалы.
В эту самую минуту наша перегруппированная часть поднимается на борт самолета «Юнкерс-52» в аэропорту Темпельхоф, чтобы лететь обратно в Финляндию.
Многие офицеры уверены, что их ждет смерть, и хотят продать свою жизнь как можно дороже.
Офицер по национал-социалистическому воспитанию Гитлеру, апрель 1944 г.
Из грязного окна бара Хейно Порта видит бегущего из банка финского капрала с пистолетом в одной руке и серой коробкой в другой. По пятам за ним следуют два солдата, появившиеся из вращающихся дверей. Они бегут по улице со всех ног.
— Как думаешь, поддельный чек? — с любопытством спрашивает Малыш.
— Что-то вроде этого, — задумчиво отвечает Порта. — Обычно из банка не выходят с пистолетом в руке!
— Черт возьми, ограбление! — радостно кричит Грегор и высовывается из двери, чтобы посмотреть, куда делись трое солдат с пистолетом и серой коробкой.
— Я знаю, где они, — говорит Малыш с лукавой улыбкой. — Пошли, спросим, что у них за добыча.
Троих солдат находят в нелегальном кабаке.
— Сколько мы получили с этого? — отеческим тоном спрашивает Порта, приставляя дуло «парабеллума» ко лбу ближайшего.
Капрал, здоровенный человек со злобным лицом, плюет на пол и спрашивает Порту, не надоела ли ему жизнь.
— Я спросил — сколько? — презрительным тоном повторяет Порта, спуская предохранитель.
— Мы еще не считали, — отвечает сержант, очень похожий на полевую мышь.
— Тогда давайте считать, — довольно усмехается Малыш и тянется к коробке. Какой интерес иметь деньги, если не знаешь суммы?
Крышка слетает с треском.
— Теперь все ясно, — хрипло кричит Грегор и подбрасывает в воздух пачку бумаг с изображением финского льва.
Похожий на мышь сержант валится грудью на стол, его душат рыдания. Здоровенный капрал разбивает три стула в щепки за неимением лучшего.
— Ну и дельцы! — говорит с язвительным смехом Порта. — Стянули облигации военного займа, которые даже еще не выпущены в обращение! А бумага такая жесткая, что не годится и на подтирки!
На другой день этих троих расстреливают в назидание всем остальным. Казнь происходит на плацу артиллерийских казарм. Преступников ставят к стене бани. Расстрел производит команда финских егерей. Они приехали на велосипедах и прислонили их к стене авторемонтной мастерской.
Поскольку Малышу всегда хотелось иметь велосипед, он крадет два, пока их владельцы расстреливают грабителей банка.
Мы долго пользовались этими велосипедами.
В канцелярии пятой роты в Титовке царит невыносимая скука.
Хайде временно назначили старшим писарем роты. Меня поставили разбирать личные дела. Кроме того, гауптфельдфебель Гофман использует меня в качестве посыльного. На раненую ногу мне больно ступать, но его это не беспокоит.
— Физические нагрузки, — заявляет он, — придают человеку здоровый дух в здоровом теле. Благодари Бога и скверного русского стрелка, что не остался совсем без ноги!
Усмехается и выпускает мне в лицо клуб сигарного дыма.
Мне пробило икру осколком снаряда. Год назад меня немедленно отправили бы в госпиталь, могли даже дать отпуск по ранению. Но эти прекрасные времена миновали. Теперь две-три недели работы в помещении — и тебя объявляют «годным к несению строевой службы».
Гауптфельдфебель Гофман где-то раздобыл американское кресло, которое может и вращаться, и качаться. Он сидит на нем, как на троне, водрузив громадные ноги на стол. Вертит во рту громадную сигару. Бросает на нас начальственный взгляд и наливает себе большую порцию водки.
Читать дальше