Свен Хассель - Трибунал

— Ты когда-нибудь наедаешься досыта? — спрашивает Старик со снисходительной улыбкой.

— Никогда! Честно, никогда, — отвечает Порта, даже не задумываясь. — Всегда есть место еще для нескольких глотков. В доме старого герра Порты на Борнхольмерштрассе на двери кладовой висели два громадных замка, чтобы его лучший сын не опустошил ее полностью. Аппетит довел меня до беды и в зеленной лавке, где я работал. Хозяин обнаружил, что я снимаю пробу со всех деликатесов.

Он достает из голенища флейту. Малыш начинает петь низким басом:

К нам с возмущением подходит военный священник.

— Я запрещаю вам петь эту неприличную песню! — кричит он срывающимся голосом. — Фельдфебель, ты можешь поддерживать здесь порядок?

— Да, — отвечает Старик, продолжая сидеть на вереске.

— Какая отвратительная непристойность, — брызжет слюной священник. — Ведете себя, как уличные мальчишки!

— Мы и есть уличные мальчишки, — бесстыдно усмехается Порта. — Борнхольмерштрассе, Моабит.

— Хейн Хойерштрассе, Санкт-Паули, — нагло произносит вслед за ним Малыш.

— Скажите, пожалуйста, святой отец, — улыбается Порта, сведя каблуки, словно в стойке «смирно», но продолжая сидеть. — Бывали вы когда-нибудь в «Хитрой собаке» на Жандарменмаркт? Лучшие красотки во всем Берлине.

— Наглец, — с отвращением плюет священник и отходит к другим наблюдателям, стоящим возле домика.

— А новая жена командира полка ничего, — говорит Порта, облизываясь.

— Странная какая-то, — задумчиво говорит Грегор. — У нее в глазах светится желание, и она вечно демонстрирует свои прелести.

— Она военная вдова, — заявляет Барселона.

— Она состоит в браке с командиром полка, — недоуменно смотрит на него Старик, — и он был жив утром, когда мы уезжали.

— И все равно она вдова капитан-лейтенанта, который лежит на дне Атлантики со своей подводной лодкой 7-Б, — просвещает их Барселона.

— Может быть, она интересуется наукой и изучает мужские достоинства в разных родах войск, — громко смеется Порта. — Сперва флот, потом армия, а когда наш оберст отправится в Вальхаллу, перейдет в люфтваффе или в СС.

— Все равно она привлекательная, — говорит Грегор, блестя глазами. — Длинноногая, круглозадая, с высоким бюстом. Упрашивать меня ей бы не пришлось. Я бы вошел в нее, как нож в масло!

— Боюсь, ты был бы разочарован, — говорит Порта с видом знатока. — От нее за километр разит партией и BDM [67] Bund der deutschen Mädels (нем.) — Союз немецких девушек. — Примеч. авт. . Я не удивлюсь, если у нее в этом самом месте свастика, вращающаяся не в ту сторону, и туда есть вход только членам партии!

— Девицы из BDM не самые худшие, — возражает ему Грегор. — Их обучают в брачных школах, чтобы они могли ублажить счастливого мужа-воина, когда он возвращается с войны с рваным фашистским знаменем и обмороженным членом!

— Брачные школы? — удивленно спрашивает Старик. — Они в самом деле существуют? Я думал, это шутка.

— Господи, приятель! — негодующе восклицает Грегор. — Этих девок из BDM обучают всем постельным трюкам, и они ни с кем не сойдутся без хорошей предварительной подготовки. Например, они вставляют в задницу кусок мела и учатся им писать под диктовку: «Ein Reich! Ein Volk! Ein Führer!» [68] Один рейх! Один народ! Один фюрер! (нем). . От этого упражнения они становятся такими гибкими, что могут заставить девяностолетнего члена партии вспомнить, что у него кое-что есть между скрипучими старыми ногами.

— Я как-то знал одну графиню, до того воспитанную, что она могла пойти с тобой только в том случае, если укусишь ее за ягодицу и наполнишь это самое место шампанским, — спокойно, уверенно говорит вестфалец.

— Такие заходят и в кафе «Кеезе», — говорит с важным видом Малыш. — Я однажды встретил там настоящую герцогиню из рода Гогенцоллернов. Она приходила на Реепербан инкогнито, называла себя Иной фон Вайнберг. На уме у нее была опера. Как только мужчина входил в нее, она начинала петь что-нибудь из Вагнера. Все в доме знали, когда она трахается.