Свен Хассель - Трибунал

— Ну, герр Хансен, — требовательно спрашивает оберст, — каково ваше мнение?

— Герр оберст, мне ваше предложение не нравится. Противник просто-напросто расстреляет всех раненых несколькими автоматными очередями, и хотел бы я знать, кто добровольно вызовется остаться с ними. Вы не можете приказать солдатам сдаться. Неужели вы забыли, Лемберг, где русские ликвидировали сотни раненых выстрелами в затылок и распяли священников на дверях? Нельзя бросать товарищей на такую участь. Должен не согласиться с вашим предложением, герр оберст.

Хансен снова садится на снег, избегая взгляда оберста Фрика. Он понимает, что его ответ был трусливой уклончивостью, но в его сознании маячит жестокой угрозой тюрьма Торгау.

Последним отвечает обер-лейтенант Вислинг из четвертой роты.

— Герр оберст, я полностью согласен с вами. У вас нет другого выбора. На вашем месте я отдал бы приказ, и если бы кто-нибудь выразил недовольство, устроил бы ему военно-полевой суд. Приказы нужно выполнять, согласен ты с ними или нет. Это известно любому новобранцу!

— Еще одна трусливая, предательская свинья! — возмущенно кричит Шульц.

— На вашем месте, герр оберст, — продолжает обер-лейтенант Вислинг, пропустив злобный выкрик Шульца мимо ушей, — я бы сам остался с ранеными. В противном случае вам придется оправдываться перед немецким трибуналом. Сомнений в решении судей быть не может.

— Благодарю вас, Вислинг, нужна смелость, чтобы высказать свое мнение так, как вы; но я не боюсь немецкого трибунала, я найду, как отстаивать свое решение, если дело до этого дойдет.

Обер-лейтенант Вислинг пожимает плечами. Оберcт Фрик поднимается на ноги и вставляет в глазницу монокль.

— Выслушать ваши мнения было поучительно, но моего решения они не изменили. Я не допущу, чтобы находящиеся под моим началом солдаты бессмысленно гибли. Мой главный долг — привести обратно как можно больше боеспособных солдат. Мертвые солдаты не представляют никакой ценности.

— Бежать от этих недочеловеков! — вопит лейтенант Шульц в полярную ночь и театрально кладет руку на кобуру. — Есть здесь кто-нибудь, кто ставит на первое место долг перед отечеством и фюрером? Каждый немецкий солдат клялся, когда требуется, рисковать жизнью. Миллионы доблестных солдат уже отдали жизнь за фюрера. Остаться в живых — это ваша единственная цель, оберст Фрик? Слава богу, таких, как вы, мало. Во имя армии вы должны отменить свой приказ. Давайте построим позиции для круговой обороны и будем сражаться с большевиками; убьем их как можно больше, пока сами не будем убиты. Это наш долг перед фюрером и замечательным идеалом, который он дал немецкому народу.

— Обсуждение закончено, — решительно говорит оберст. — Раненые останутся здесь. Группа выступает через час. первой пойдет пятая рота. Шульц, вы пойдете в арьергарде с усиленной ротой. И уверен, не нужно напоминать, что с этой минуты отказ подчиняться моим приказам означает немедленный военно-полевой суд. Я не приму никаких протестов. Понятно?

— Понятно, — еле слышно отвечает лейтенант Шульц.

Ефрейтор-санитар, бывший военный священник, и двое солдат с обмороженными ступнями вызываются остаться с ранеными.

Вскоре после этого группа снимается с места. Последнее, что мы видим — это священник, прощально машущий нам рукой с заснеженного бугорка.

Через час мы слышим позади стук пулеметов. Кое-кто говорит, что слышит вопли. Нам никогда не узнать, что именно сталось с ранеными и тремя добровольцами.

Какой-то грохот заставляет нас искать укрытия.

— Танки! — кричит Порта, пулей бросаясь в сугроб.

Над снежной пустыней сверкает оранжевая вспышка. Раздается отрывистый, глухой взрыв.

— Танковое орудие, — стонет в ужасе Хайде.

— Черт возьми, они, должно быть, спятили, — говорит Легионер. — Здесь нельзя использовать танки!

— Ты скоро поумнеешь, моя песчаная блоха! — язвительно смеется Порта, делая из гранат связку. — Иван может делать совершенно невероятные вещи. Вот погодите! Ваши языки вывалятся из ваших немецких задниц, когда узнаете, на что иван действительно способен!

На дальней стороне замерзшей реки медленно ползут какие-то черные коробки. Их шум ясно дает нам понять, что это. От завывания гусениц и адского рева моторов в жилах у нас стынет кровь.

Два, три, пять Т-34, рыча, движутся к нам по снегу. Их заносит в стороны на обледенелом спуске к реке. Какой-то миг мы лелеем тщетную надежду, что танки повернут обратно, но они с оглушительным шумом продолжают путь по льду, вздымая за собой тучи снега. Силуэты их почти красивы. Т-34, несущийся в атаку по большому заснеженному полю, представляет собой впечатляющее зрелище. Похож на громадного, проворного хищника. Все его углы округлены, сглажены, поэтому почти радостно видеть, что могут создать человеческие руки из твердого металла.