Свен Хассель - Трибунал

Всех нас, охрану и заключенных, построили, чтобы мы видели казнь и поняли, что случится с каждым из нас, если вздумаем коллекционировать перчатки. Ленинградский убийца женщин нервничал, как девочка, прижавшаяся задом к раскаленной печи. При каждом взгляде на маленького комиссара из Томска дрожал как осиновый лист. Начал он с того, что отрубил первому руку. Бедняга мычал, как бык, но недолго. После второго взмаха его голова покатилась по плацу. Следующему палач отрубил половину груди вместе с головой. Вот так он расправился со всеми десятью. Этот убийца из Ленинграда был силен, как медведь. Сабля у него так и свистела.

Последним оказался наш начальник из Читы. Три удара саблей — и его не стало. Потом комиссар выхватил наган и всадил ленинградскому убийце пулю прямо между глаз. Убийца зашатался, как дерево в бурю, и рухнул среди десятерых обезглавленных. Вот что мы сделаем, когда придут немцы. Сдерем с них шкуры и повесим сушиться возле парткома. Никакого комиссара не будет волновать, что мы сделали с немцами.

Его поток слов прерывается открыванием двери. В кафе врывается густая туча снега.

— Закрой эту гребаную дверь! — кричат все, как один, когда по комнате проносится ледяное дыхание Арктики.

Прислонясь спиной к двери, стоит молодая женщина, держащая за руку трехлетнего мальчика. Усталым движением она снимает с головы капюшон и утирает снег с лица. Дышит на озябшие руки и топает, чтобы согреть ноги. Потом оглядывает людный зал, окутанный махорочным дымом.

— Меня ищешь, женщина? — спрашивает худощавый человек с белым, усеянным прыщами лицом. Лоб у него низкий, как у идиота. Глаза блестят звериной жестокостью.

— Григорий, пойдем домой, — негромко просит она его дрожащим голосом.

— Еще чего! — рычит Григорий и с прихлюпыванием выпивает кружку пива. — Отвяжись, женщина! Видеть не могу тебя и твоего незаконного сына! — Выпивает большую порцию спирта и громко рыгает.

— Утром ты обещал, что не будешь сегодня напиваться, — жалобно говорит она, убирая со лба темный локон.

— Слышали? Эта сука говорит, что я пьян! — Громко рыгает и глупо улыбается. — Какое оскорбление! Кажется, ты забыла, кто комиссар в этой деревне! Ну, погоди, сука! Мне легко разделаться с тобой и твоим шлюхиным отродьем! — Он вновь наполняет кружку и пьет. Пиво льется ему на подбородок и грудь. Он отфыркивается. — Не указывай, что нам делать, киевская кобыла! На Колыме много места для троцкисток вроде тебя! Я знаю, что у тебя на уме, злобная контрреволюционная тварь! — произносит он заплетающимся языком и с кружкой в руке, пошатываясь, подходит к ней. С гогочущим смехом выливает пиво ей на голову и бьет ее по лицу. — Трахалась с красавчиками-офицерами, распутная тварь! Никто из нас не верит, что ты была замужем за этим дерьмовым капитаном! Говоришь, он пал в бою с финскими фашистами! Еврейская ложь! Этот гад застрелился, потому что боялся идти на фронт! Я знаю эти дела! Разве я не политрук?

— Ты совершенно пьян, — говорит она, утирая рукавом с лица пиво. — Станешь ты когда-нибудь взрослым? Завтра будешь жалеть об этом!

Он смотрит на нее с дурацким, пьяным выражением, потом толчком валит на пол, берет за лодыжки волочит по полу, будто сани, к ухмыляющейся толпе у стойки.

— Эй! — кричит он, распахивая на ней одежду, — пользуйтесь, кто хочет! Я, комиссар Григорий Антеньев, разрешаю вам! Шлюхи — государственная собственность!

И с грубым смехом раздвигает ей ноги.

— Свечой ее, свечой! — восторженно кричит Женя и сует толстую восковую свечу в обнаженное междуножье женщины. — Высокомерная, образованная кобыла!

И грубо валит ее на стол.

— Давайте, ребята, — усмехается Галя. — Ворота открыты! Вдуйте ей! Сука, смотрит на нас свысока, потому что мы не понимаем книг!

— Мама, мама, — вопит маленький мальчик, слабо колотя пьяную толпу.

— Давайте я, — улыбается, пуская слюни, Юрий, и расстегивает брюки. — Вот, сука, такого большого нет во всем Киеве! Кончай орать! Тебе хорошо!

— Я ее сзади, — хихикает одноногий Михаил, спустив брюки к единственной лодыжке.

— Заткнись ты, шлюхино отродье! — кричит Коснов, мускулистый охотник на пушного зверя, и швыряет мальчика на пол.

Всякий раз, когда один из пьяных, слюнявых мужиков заканчивает, Женя окатывает изнасилованную женщину ведром воды.

— Мы здесь блюдем чистоту, — говорит она с хриплым смехом, — но киевским шлюхам этого не понять!

— Шлюх бесплатно не трахают, — кричит со смехом Женя. — Один заход — копейка, мальчики!