Анатолий Иванкин - Конец «Гончих псов»

Он сбросил с плеча перетянутый стропами ком парашютного купола и, недоуменно оглянувшись, спросил:

— Вы что так на меня уставились? Доложите, что здесь произошло?

— Товарищ командир, мы смотрели, как падала ваша «десятка»…

— Я прыгнул на малой высоте, и вы не видели мой парашют за деревьями… Ладно, — круто изменил тему разговора, — Анциферов, доложите все по порядку.

Командир звена Анциферов, не успевший запустить мотор до бомбежки, вынужден был переждать удар «хейнкелей» в щели. Из нее он вышел уже «безлошадным» — его истребитель был уничтожен прямым попаданием немецкой фугаски.

— Взлет произвели три экипажа, — рассказал он, — кроме вас успели взлететь политрук Козырев и сержант Рогачев. Затем немцам удалось положить одну серию бомб вдоль стоянки. На земле уничтожено три самолета и два повреждено. Четыре самолета исправны. Сгорел один бензозаправщик.

— Где сейчас взлетевшие летчики?

— О политруке сведений пока не имеем, а сержант Рогачев… — Голос Анциферова дрогнул, и, замолчав, он снял пилотку с головы.

— Как это случилось? — глухо спросил Андрей, преодолев спазму, перехватившую горло.

Ему рассказали, что Рогачев-младший атаковал «хейнкеля» над самым аэродромом. Два эрэса, выпущенные по фашистскому самолету, прошли мимо и взорвались, не причинив ему вреда.

Тогда он выполнил три атаки, поливая бомбардировщик пулеметным огнем.

Но бронированный самолет продолжал лететь, как заколдованный. Когда у Андрея закончились патроны, он врезался своим самолетом в хвостовое оперение «хейнкеля». По-видимому, он хотел обрубить фашисту рули винтом, но не успел уравнять скорости. «Ястребок» Алексея снес «хейнкелю» не только стабилизатор, но и киль с рулем поворота.

— Где сейчас Алеша? — спросил Рогачев, говоря о брате, словно о живом.

Анциферов указал ему на кузов бортовой машины.

— Побился сильно, не узнать… — тихо сказал он.

Встав на заднее колесо ЗИСа, Андрей заглянул в кувов. Там лежало что-то бесформенное, прикрытое окровавленной простыней. Он приподнял край и увидел знакомый Алешкин сапог со слегка сбитым задником. Рука Андрея дрогнула.

— Дайте мне папиросу, — спрыгнув с машины, попросил Рогачев.

Пока курил — собирался с мыслями. Эскадрилья, потрепанная и понесшая урон, еще существовала. И нужно было ею командовать.

— Что будем делать с убитыми немцами? — спросил инженер. — Мы к ним не прикасались. Могут приехать свыше расследовать эту провокацию.

— Провокацию? — переспросил Рогачев. — Вы послуйте что творится там, — он кивнул в сторону границы, откуда доносились глухие раскаты взрывов и орудийной стрельбы. Это не провокация, — убежденно сказал он, — это война! Готовьте оставшиеся самолеты к боевому вылету.

Алексея Рогачева хоронили, как обычно хоронят летчиков, в закрытом гробу. Домовину сколотили из досок, которые разыскали в хозяйстве лесника. На полевом аэродроме не оказалось ни красок, ни материала для обивки гроба, но зато все остальное постарались выдержать в традиционных рамках погребального ритуала.

Был наряжен взвод для отдания прощального салюта…

Была и непродолжительная гражданская панихида: прощальные короткие речи сказали старший лейтенант Анциферов, на которого Рогачев временно возложил обязанности политрука эскадрильи, и он сам.

Глухим, дрожащим от боли голосом Андрей произнес традиционное: «Спи спокойно, Алеша».

Некрашеный гроб опустили в могилу, приспособив вместо веревок парашютные стропы.

Трижды громыхнул салют.

Андрей первый бросил в могилу горсть земли, а затем, ссутулившись, побрел к лесу. Ему захотелось хоть немного побыть одному.

Первые дни германская авиация действовала только по аэродромам и уничтожала советские самолеты в воздушных боях, завоевывая господство в воздухе. Наземные войска в ее поддержке не нуждались. Танки и пехота успешно продвигались вперед, пока не встретились с основными силами русских, подтянутыми из глубины страны.

Германские сухопутные силы, как и ВВС, применяли испытанные приемы. Танковые клинья пробивали бреши в советской обороне, куда устремлялась мотопехота. Избегая окружения, русские отходили на новые рубежи.

На третий день войны аэродром базирования «Гончих псов» остался в глубоком тылу, но у Буга круглые сутки, не умолкая, громыхала артиллерия и слышалась ружейно-пулеметная стрельба. Это сражалась окруженная германскими войсками крепость Брест, отклонившая предложение о капитуляции. Ее засыпали градом бомб и артиллерийских снарядов, но советские бойцы продолжали обороняться. Эта война не по правилам была совсем не похожа на ту, что они вели на Западе, и отдавала азиатским фанатизмом. С азиатскими, по мнению немцев, приемами борьбы советских летчиков-истребителей они познакомились в первый же день войны.