Владимир Першанин - Командир штрафной роты

Среди захваченного оружия я впервые увидел новый автомат «хенель». Позже его будут сравнивать с нашим «Калашниковым», а тогда мы с любопытством рассматривали непривычно длинные автоматы и патроны к ним. Уменьшенные копии немецких винтовочных патронов, но с такой же массивной пулей калибра 7,92 миллиметра. Подвигали планку с дальностью прицела 800 метров, дали несколько очередей. Штука серьезная.

Но все это мелочи по сравнению с погибшими товарищами. Батальон похоронил человек шестьдесят внизу, а нам приказали вырыть братскую могилу для штурмовавших скалу здесь же. Расширили один из окопов, пользуясь немецкими кирками и ломами, опустили завернутые в плащ-палатки тела бойцов и двух лейтенантов: Никиту Лугового и Афанасия Кузьмича Холодова.

Комбат, который поднялся к нам теперь уже по ближней тропе крутого обрыва, постоял над могилой.

— Эх, Кузьмич. Как он жить хотел! Четверо детей и внук. А Никита ему в сыновья годится. Ладно, закапывайте, не травите душу.

Три нестройных залпа, и через несколько минут над телами погибших уже утаптывают бугорок

— Иван, — приказал комбат Илюшину, — останешься со своей ротой здесь на день-другой. Потом я за вами пришлю. Как бы немец или бандера опять на этой скале засаду не устроили. Пирамидку ребятам сколотите со звездочкой. Чтобы фамилии, имена…

— Понял, — отозвался ротный.

Нехорошее, мрачное место досталось нам. Может, в мирное время здесь кто-то отдыхал бы возле костра, глядя на расстилающиеся до горизонта начинающие желтеть хребты Карпат. Но война оставила шрамы на много лет. На дубах обрублены ветки, блестит оголенная древесина — крупные осколки наших снарядов вырывали целые куски старой, потрескавшейся коры. Один дуб расколот надвое. Окопы и окопчики, искореженное оружие, стреляные гильзы, окровавленные бинты, каски, противогазы. На пригорке братская могила, возле которой возится Ваня Сочка с помощником, сооружая из досок небольшую пирамиду.

Трупы немцев, три десятка с небольшим, мы перетаскали в дальний окоп. Набили его почти до верха.

— Завоняются, — почесал затылок старшина Букреев.

— Кому их нюхать? Больше трех дней здесь не пробудем, — возразил Леонтий.

Обувь у некоторых ребят вконец разбита. Илюшин заранее приказал снять с убитых немцев пар десять более-менее крепких сапог. И фрицы тоже к концу войны поизносились. Хотя даже старые сапоги подбиты и прострочены. Мундиры тоже в заплатах. В землянках мы нашли добротные теплые куртки. Но фашистские куртки с орлом и нашивками на себя не наденешь. Это не обувь. Илюшин разрешил укрываться ими ночью. Хотя они были куда удобнее для действий в горах, чем наши шинели. Впрочем, днем мы вполне обходились гимнастерками.

Почти все захваченное трофейное оружие комбат приказал раздать в пятую и шестую роты, единственный уцелевший миномет и запас мин отдали минометчикам. Один крупнокалиберный пулемет был разбит гранатами, из второго немцы вытащили затвор. Успели они взорвать и два легких миномета. За утерянное и брошенное оружие с них спрашивали не менее строго, чем у нас.

Оружия у нас хватало. Два станковых и два ручных пулемета, трофейный МГ-42, несколько автоматов, запас патронов и гранат. Хуже было с едой. Весь запас немецких консервов растащили и съели сразу после боя. Снизу принесли термос каши, хлеб, водку, махорку. Харчи смахнули за один присест и снова принялись шарить по землянкам и окопам. Отыскали картонную коробку, набитую квадратными пластмассовыми стаканчиками мармелада. Вкусная штука. Срывая фольгу, выковыривали содержимое ножами и запивали родниковой водой. Умяли полкоробки. Остальное забрал старшина Букреев.

— Хватит, а то задницы слипнутся. Надо запас оставить.

Перекрывая на повороте дорогу, откуда мы начинали атаку, комбат оставил заслон. Расчет противотанковой пушки и отделение пехоты. Свесив головы, перекликаемся. Все же не так одиноко. Обещали привезти к вечеру еду, а извилистую тропу вниз по крутому склону мы уже протоптали. Среди трофеев нашлась катушка телефонного провода. Уже в сумерках мы опутали все вокруг, подвесив парами не меньше сотни пустых консервных банок. Жутковата была ночь. В карауле находились постоянно человек пять, меняясь каждый час, но спали мы беспокойно.

Здесь, на высоте, хоть и защищенной деревьями, все время дул ветер. Позвякивали банки, и пулеметчики раза три открывали огонь. Мы выскакивали из землянок как ошпаренные, занимали позицию к бою. Но ракеты высвечивали лишь двигающиеся черные тени дубов. На рассвете, когда в очередной раз нас впустую подняли пулеметчики, Илюшин приказал развести костер и вскипятить трофейный кофе. Кофе я на войне только первый раз попробовал. Он мне не понравился — горький. Но получив к нему кубик мармелада, решил, что за отсутствием чая пойдет и этот необычный черный напиток.