Лео Кесслер - Батальон «Вотан»

Шварц вытер кровь, капавшую с раненного лба, и постарался как можно спокойнее оценить ситуацию. Ему казалось, что он остался в этой деревне совсем один, хотя издалека до него и доносился треск немецких автоматов. Но звук был слышен очень издалека, а вот его люди или сбежали, или валялись мертвыми на дороге.

Он отчаянно терзал свой мозг в поисках выхода из ситуации, в которую сам себя загнал. Он знал, что Стервятник никогда не простит ему гибель такого числа людей, когда они еще не достигли намеченной цели. Он был уверен, что тот обязательно запихнет его в какое-то тыловое подразделение, где он и будет прозябать всю войну, в то время как другие — получать награды. Через год, когда война закончится, можно будет увидеть двадцатилетних капитанов, даже майоров, выставляющих напоказ свои Железные кресты, а он все еще останется унтерштурмфюрером, давно пропустившим все сроки присвоения нового воинского звания, и его единственной наградой будет Крест за военную службу в тылу — награда, которую дают без особого разбора всем жирнозадым гражданским военным специалистам.

Шварц перевернулся на спину и покопался в нагрудном кармане, доставая металлическое зеркальце для бритья, которое он положил туда, чтобы защитить сердце от шальной пули. Следя за тем, чтобы оно не отражало солнечных лучей, мужчина медленно поднял зеркальце над головой. В нем отразилось около полудюжины тел в немецкой форме, валяющихся, как сломанные куклы. Это были его люди. Он закусил губу и приподнял зеркальце немного повыше.

Из разбитого окна небольшого дома, расположенного напротив его убежища, угрожающе торчал ствол бельгийского пулемета. Он качнул зеркальце направо и мельком увидел другой ствол, а за ним — сжатый рот и белое лицо. И еще один. Бельгийские ублюдки зажали его в тиски. Деваться ему было некуда.

Внезапно далеко на востоке он увидел в небе тень, похожую на черную чайку. Она была далеко, но Шварц сразу же узнал ее.

— Это же «Юнкерс-87»! — громко закричал он. — И еще один!

Невозможно было спутать их странные, угловатые формы. Эти самолеты — самое страшное оружие Люфтваффе — приближались к деревне все ближе и ближе.

Поскольку шум двигателей с каждой секундой становился все громче, Шварц лихорадочно схватился за свою ракетницу. Он торопливо вставил первый патрон, надеясь, что помнит правильный порядок цветов для вызова самолета.

Еще один поспешный взгляд в зеркало. Теперь самолеты летели низко, самое большее на высоте двести метров, держа четкий строй и словно не замечая направленные в них трассирующие пулеметные очереди.

Шварц поднял сигнальный пистолет и, не слишком высовываясь из своего укрытия, выстрелил в воздух. Красная вспышка с шипением ушла в небо. С противоположной стороны дороги до него донеслись сердитые крики. В воздухе просвистели пули. Одна из них расколола деревянную дверь над головой унтерштурмфюрера и засыпала его щепками. Он снова выстрелил. Белая вспышка поплыла по длинной кривой и зависла над бельгийскими позициями. Затем она начала медленно оседать. Шварц ждал. Заметили ли его сигнал? И если да, то поняли ли? Он почувствовал, как по спине стекает струйка пота, и осознал, что, возможно, подписал себе смертный приговор.

И тут все началось. Ведущий самолет, совершенно черный, за исключением желтого обтекателя, казалось, остановился в воздухе. Его пилот резко накренил машину вбок. Шварц мельком увидел черно-белый крест на крыле. Внезапно, без какого-либо предупреждения, казалось, он полетел вниз — как черный камень, резко падающий на синем фоне.

Пилот включил сирены, которые Шварц отлично запомнил по кинохронике польской кампании. Их чудовищный вой заполнил воздух. Унтерштурмфюрер прижал руки к ушам, чтобы спастись от ужасного шума.

Сто пятьдесят, сто, семьдесят метров… пилот выровнял самолет. Множество бомб, сияющих в солнечном свете, выпав из его брюха, полетели, толкая друг друга, и понеслись к бельгийским позициям.

Полыхнули зажигательные бомбы, разбрасывая повсюду крошечные шарики магния. За несколько секунд густые, зловонные облака белого дыма окутали здания. Кто-то кричал; через дым пробежал бельгийский солдат, его форма уже пылала. Он зигзагами бежал по замусоренной улице, и огонь все больше и больше лизал его тело. Шварц не стал больше ждать. Отбросив ракетницу, он кинулся в открытую дверь хлева. Пуля ударила в стену на расстоянии метра от него, и кирпичные осколки брызнули ему в лицо.