Владимир Возовиков - Особое задание

И вновь машину яростно бросало из стороны в сторону. Но начальник штаба теперь уже спокойно улыбался. Он ясно видел перемену в Ивлеве. Он ещё не знал, что именно произошло, но, бесспорно, больше не было строптивого ротного… В муках учений рождался настоящий боевой командир, выдержанный и вдумчивый.

Капитан Родионов, умиротворенный, возвращался на командно-наблюдательный пункт. Он не знал, как вел себя после его отъезда Ивлев, но если бы знал, то ещё больше утвердился бы в своем новом о нём мнении.

А произошло вроде бы простое, будничное дело.

В затишье старший лейтенант Ивлев подошел к прапорщику Лаврентьеву и с улыбкой заметил: «Каков наш капитан! Видели, Василий Ильич? Ведь мог бы накричать, имел на это полное право. А он сам засучил рукава». Секретарь ответил серьезно: «Сам… Ведь вы тоже норовите сами. Да не то… Покричи капитан на вас — стали бы вы сейчас со мной по имени-отчеству?..» — «Вряд ли, — честно признался командир роты, нисколько не обидевшись на реплику, и вдруг рассмеялся: — Ну и педагог! Дал бы мне прикурить командир полка, не отзовись я ещё…»

…Учение завершено. Машины поставлены в боксы, вымытые, начищенные, подкрашенные, налаженные, — словом, на все случаи готовы. Жизнь вернулась в прежнее русло. И прежние заботы новым грузом навалились на Родионова. Как-то погожим весенним днем шел он из штаба по делам, как всегда, через плац. Любил капитан строгий вид воинского строя, твердый звук дружного солдатского шага. Прищурился от солнца, так и есть — бывшая «его» рота! Нет! Теперь это не разношерстный строй, за который не так давно дал ему взбучку начальник штаба полка.

Прислонился к дереву, любуясь. Литой «коробкой» подразделение чеканило шаг, равняясь на трибуну. Взвился над строем голос запевалы, и грянула дружная песня. Сердце защемило у капитана… Стоять бы ему сейчас вместо Ивлева за трибуной, придирчиво осматривая ряды… Но кто это рядом с ротным? Пригляделся, точно — он, прапорщик Лаврентьев. Вот Ивлев наклонился к нему, что-то оживленно говорит, а сам улыбается. Не утерпел Родионов, подошел краем плаца к любимой роте. И, подходя уже, услышал окончание оживленного диалога:

— Да нет же, Василий Ильич! Вот у того флагштока самый раз начинать. А впрочем, будь по-вашему! Рядовой Пирогов! Ко мне! — И снова, вполголоса обращаясь к прапорщику: — Пожалуй, спросим… Опять ваша взяла, секретарь!

«Порядок. Теперь порядок», — довольный, подумал Родионов и бочком, прикрываясь трибуной, чтобы не помешать деловому разговору командира и партийного секретаря, зашагал прочь.

По-прежнему тянул теплый южный ветер, солнце сгоняло с ближних перевалов снега, и декабрьский день сверкал почти так же ярко, как сверкает в апреле где-нибудь у истоков родной для Кузьмичева уральской речки Вишеры, но ощущение близкого праздника в душе старшего лейтенанта Кузьмичева погасло разом, словно он влетел в мокрый ледяной туман. Вертолетчики, выполнив свои задачи на учениях, возвращались домой, и тут неожиданно приказали направить второе звено эскадрильи в расположение командира мотострелковой части — для обеспечения марша войсковой колонны.

Кузьмичева меньше всего волновало, что близится Новый год. Всякую службу, выпадающую в праздники именно ему, он принимал как должное — всё-таки самый молодой среди опытных летчиков, к тому же и бессемейный. Он и теперь втайне погордился бы, что ответственное задание доверено их звену, если бы не особенный случай в его жизни. Стоило Кузьмичеву объяснить командиру ситуацию, тот наверняка освободил бы его от задания, но летчик Кузьмичев относился к той нередкой категории людей, которые ни при каких обстоятельствах не способны отказаться от назначенного им дела. Впервые за четверть века жизни узнав, какие жгучие искры в душе высекает столкновение двух великих человеческих чувств — любви и долга, Кузьмичев изругал судьбу да свой распроклятый характер и занялся подготовкой экипажа к вылету…

В штабе мотострелковой части летчики узнали, что им предстоит не простая разведка маршрута. Подразделения части совершали марш в предвидении встречного боя параллельными путями, и вертолетчики должны стать их воздушными дозорными до самого возвращения в гарнизон. Командир звена полушутливо заметил, что им здорово повезло: Новый год наверняка придется встретить на природе, в дружной семье собратьев по оружию, и будь, мол, он холостяком, как некоторые его подчиненные, посчитал бы себя редким счастливцем. Вот тогда-то в порыве не то досады, не то откровения Кузьмичев достал из кармана фотографию.