Владимир Возовиков - Особое задание

Вертолет вздрагивает и, словно громадный летающий паук, набрасывает на цель серую паутину реактивных трасс. Ещё ткется эта смертоносная пряжа, когда оранжевые молнии вздыбливают тучи дыма, песка и гальки вместе с каким-то железным хламом, и вслед за осколками каменный град засыпает пойму. Машина приваливается к самой воде, укрываясь за обрывом, броском смещается к центру вытянутого расположения «противника», а серая паутина по-прежнему ткется в воздухе, выметываясь из-под узких крыльев машин, скрещиваясь, накрывая узкое плато, рождая оранжевые молнии, оглушительный в узкой долине грохот, тучи камней и осколков — стреляют другие вертолеты звена. Машина командира «выныривает» над обрывом и с высоты человеческого роста обрушивает весь огонь по центру расположения «противника». Сергеев краем глаза замечает на месте замыкающей зенитной установки расползающееся дымовое облако над белыми оспинами воронок — молодец, Астахов! — теперь можно работать обстоятельно.

— «Третий», сделай им «утюжок», мы прикроем твой заход. «Второму» обработать правую группу целей и держаться за мной.

Что такое «утюжок» у них в эскадрилье, знают хорошо, сейчас это узнает и «противник»… Лопатин набирает высоту, и его летчик-оператор косым огнем пулемета сметает расположение «противника». Залп «Второго» удачен, он тянется за командиром, а тем временем «Третий», облетев плато, резко подскочил, развернулся на месте, слегка опустив броневой нос, заскользил вдоль расположения «противника», странно похожий одновременно и на летающий танк, и на хищную птицу над мышиной колонией. В такие минуты, даже при полном внутреннем напряжении, Сергеев любовался работой своих парней. Под узкими крыльями вертолета прерывисто задышали пламенем маленькие вулканы, и снаряды скорострельных пушек, взрываясь сериями одновременно, топили в огне и дыму последнее, что могло уцелеть там, на узком плато, под навесом хребта. Долину затягивало серой пеленой, запах сгоревшей взрывчатки и каменной пыли уже проник в кабину… Картина поражения цели выглядела внушительной, и Сергеев скомандовал выход из боя. Окончательное слово за огневым посредником — по его докладу будет оценена боевая работа звена, в котором учитываются не только пробитые мишени, и всё же Сергеев надеялся, что труды летчиков будут оценены по достоинству. В конце концов каждый командир лучше всяких посредников знает, чего стоит его подчиненный и какой оценки ему следует ждать…

Возвращались просторной долиной. Нежаркое зимнее солнце заливало горы каким-то лаковым блеском, снега на хребтах, казалось, тают, медленно стекая по склонам. Стремительными приветными точками высоко вверху блеснуло звено истребителей. На учениях, как и на войне, их возвращение домой с разряженным оружием прикрывалось надежными крыльями боевых товарищей.

На площадке Сергеева первым встретил подполковник. Не говоря ни слова, достал из кармана большую красивую шишку горной сосны, протянул Сергееву.

— Это я заранее припас. Думаю, если звено хорошо отработает задачу, подарю командиру. Ну, а если плохо — пусть получает шишки от своего начальства.

Сергеев засмеялся:

— Спасибо, а я было принял за намек на предстоящий разбор. Теперь будет что подарить сынишке на елку.

От палатки офицера штаба спешил радист. Подполковника и командира звена вызывали на связь.

«Ну вот, отец, я уже командую ротой…» Старший лейтенант Чесноков отодвинул начатое письмо, засмотрелся в черное окошко. По стеклам бежали водяные капли, и он, казалось, ощутил ледяную сырость на ладонях, как в тот момент, когда вертелся в открытом люке, стараясь различить в редеющих сумерках силуэты ползущих следом машин. Колонна роты разорвалась где-то на полпути к перевалу, когда начался особенно трудный подъем. Видимо, случилось это из-за малоопытных водителей второго взвода, и он уже начинал корить себя, что не воспользовался запасным маршрутом в обход гряды, который предложил ему комбат. Наверное, комбат учитывал и тяжелый суглинок, размытый непрерывными дождями, и крутизну подъема на гряду, и то, что застрявшую здесь машину обойти просто, и малоопытность половины водителей во второй роте.

Чесноков выбрал путь прямее, рассчитывая на высокую проходимость машин. К тому же какая-никакая дорога, с которой и в темноте не собьешься. Знал бы, во что превратят эту «дорогу» ранее прошедшие танки!.. Знать не мог, а предполагать был обязан… Коченели руки на мокрой ледяной броне, но не от стужи пробирал озноб, а от предощущения непоправимого: до выхода роты на рубеж развертывания оставались минуты. И нельзя воспользоваться радиостанцией до начала боя, узнать, что там случилось, нельзя сбавить скорость и подождать. Как непреложный закон войны: из целой роты, если на рубеж атаки к сроку выйдет один только взвод, экипаж, одно отделение, они обязаны идти в бой, взяв на себя задачу и тех, кто не дошел. Суровый закон, но справедливый. Чесноков приказал водителю увеличить скорость, за ним, словно привязанные стальным канатом, неотступно тянулись машины первого взвода и головная машина второго. Других он по-прежнему не видел, хотя достаточно посветлело.