Владимир Возовиков - Особое задание

Он знал своих товарищей поименно, и за каждого из тех, кто лежал сейчас на разбитой огневой позиции, он всадит ещё не один снаряд в тупые лбы фашистских танков!.. Однако продолжать бой на Прохоровском поле сержанту Борисову не пришлось. Уже в расположении мотострелков его перехватила машина политотдела бригады, и он успел лишь сообщить, что на батарее остались одни только раненые у разбитых пушек…

Через двадцать дней, едва оправившись от ранения и контузии, Борисов сбежал из госпиталя. Он боялся, что их корпус уйдет далеко, его могут направить в другую часть, а кто же захочет отстать от старых фронтовых товарищей? Была тут ещё одна причина — пусть не главная, но и немаловажная. Комсорг знал, что представлен к большому ордену, и попади он не в свой корпус, награде придется долго искать его — в войну у людей много забот. Михаилу Борисову очень хотелось заслужить орден Красного Знамени, теперь он надеялся, что в тяжелом бою заработал его, и кто же осудит девятнадцатилетнего парня за мечту — поскорее получить такую награду! Словом, были у комсорга веские причины до срока оставить госпитальную палату.

Ему повезло: попятная машина доставила прямо к штабу соседней танковой бригады, однако встреча вышла несколько неожиданной. Борисов не знал, что его разыскивают по приказу командира 2-го танкового корпуса генерал-майора танковых войск А. Ф. Попова, который видел бой третьей батареи с «тиграми» со своего наблюдательного пункта. И, едва дежурный офицер доложил в корпусной штаб, что некто в повязках, но без документов называет себя сержантом Борисовым Михаилом Федоровичем, последовало распоряжение: «Задержать до прибытия нашего человека». Вначале Борисов не понял, что нужно автоматчику из охраны штаба бригады, который вдруг появился рядом и пошел за ним шаг в шаг Когда же сообразил, взорвался:

— Вы что — под стражу меня взяли?! Я ж не в тыл, я в свой родной дивизион — на передний край добираюсь!

— Закури. — Пожилой солдат протянул ему кисет. — Но баловать, сынок, не вздумай. Дело наше военное, сам знаешь. Приказано тебя не выпускать из расположения штаба — и не выпущу. Потерпи, у нас разбираются скоро. — И усмешливо подмигнул.

Действительно, не прошло и получаса, как неподалеку затормозил мотоцикл и незнакомый капитан, едва увидев Борисова, бросился к нему с веселым восклицанием:

— Вот он, дьявол неуловимый! Я думал, он с койки не встает, в гости собрался, еле-еле дозвонился до госпиталя, а меня — обухом по голове: ищите, мол, своего зверобоя там, где «тигры» водятся. Садись в коляску — в штабе ждут…

Через несколько минут, уже в дороге, наклоняясь к Борисову, капитан кричал:

— Нагорело мне от генерала за твой побег. Он приказал сыскать хоть под землей. Ну, под землю таких, как ты, упрятать непросто. Знаем, куда такие бегут. Вот я и дал команду во все части корпуса: хватай Борисова, где бы ни объявился!

Смеясь, капитан смахнул выбитую ветром слезу и уже серьезно спросил:

— Ты хоть знаешь, что перед вашей позицией насчитали шестнадцать подбитых «зверей»? На твоем личном счету их семь штук!

— Семь? — недоверчиво переспросил Борисов, и только теперь ему по-настоящему стало страшно… Но тут же вспомнились убитые и раненые товарищи, разбитые пушки, истерзанное вражеским металлом поле, и он сказал себе: «Семь — это мало. Будет больше…»

На юге гремело. В небе царила наша авиация. Над горизонтом висели черные дымы.

— «Тигры» и «пантеры» догорают, — сказал капитан. — Последние у Манштейна. Не везет ему со зверинцем. Ни ему, ни другим фашистским стратегам.

— И не повезет больше никогда, — отозвался комсорг.

Советские войска наступали на Белгород. Близился час первого салюта в Москве в честь героев Брянского, Западного, Центрального, Степного и Воронежского фронтов.

На обратном пути с Прохоровского поля артиллеристы оживленно обсуждали в автобусе рассказы участников Курской битвы, и сержант Клыков заметил:

— Я всё думаю о Борисове. Ведь один, по сути, остался на позиции, среди раненых и убитых, а бой продолжал и добил всё-таки последнего зверя.

— Да, звезды Героев даром не дают, — отозвался сосед. — Характер у этого полковника, видно, противотанковый.

— Он тогда, между прочим, был сержантом.

— Характер — само собой, и мужик он геройский — это ясно. Но никаким характером от снаряда и пули не заслонишься. Борисову, кроме всего прочего, повезло — потому уцелел и выстоял. И, что ещё немаловажно в нашем военном деле, вовремя попал в поле зрения большого начальства.