Йоханнес Зиммель - Пятый угол

1 мая 1960 года американский разведывательный самолет типа У-2 неподалеку от Свердловска оказался в руках у Советов. «Американский самолет сбит русской ракетой…» — можно было прочитать во всех газетах. Пилот машины имел документы на имя Фрэнсиса Пауэрса, ему было тридцать лет, женат, выходец из американского штата Вирджиния. Инцидент произошел во время наивысшего политического напряжения в канун так называемой «Парижской конференции в верхах», на которой Эйзенхауэр, Хрущев, Макмиллан и де Голль должны были обсуждать вопросы сохранения мира во всем мире. Для Советов происшествие стало поводом торпедировать конференцию еще до ее начала.

Пилот предстал перед военным трибуналом в Москве. Советы превратили процесс в крупную пропагандистскую акцию. Генеральный прокурор Руденко, некогда советский обвинитель на Нюрнбергском процессе, заявил в своем выступлении: «Здесь, перед судом, находится не один только летчик Пауэрс, но и американское правительство, истинный инспиратор и организатор этого чудовищного преступления».

И хотя он назвал преступление чудовищным, в заключительной части речи прокурор смягчился: «С учетом раскаяния обвиняемого я не настаиваю на смертном приговоре». Руденко потребовал для Пауэрса лишения свободы сроком на пятнадцать лет. Суд еще больше смягчил наказание: пилота приговорили к десяти годам заключения…

У советского шпиона Абеля, осужденного на 30 лет тюрьмы, в Советском Союзе оставались жена, замужняя дочь и маленький сын. Им было запрещено присутствовать на его процессе в США. Напротив, жене пилота Пауэрса, его родителям и его теще Советы дали разрешение на въезд, они следили за процессом над сбитым американским пилотом из ложи московского зала суда.

Отец обвиняемого Оливер Пауэрс, простой сапожник, заявил журналистам:

— Надеюсь, что Хрущев помилует моего бедного мальчика. В конце концов, он же сам потерял сына во время войны против немцев, в которой наши солдаты рука об руку сражались вместе с русскими. А если он все же не сможет его помиловать, тогда, вероятно, существует возможность обменять его на какого-нибудь советского шпиона, пойманного в Штатах. Я имею в виду агента Абеля…

И что теперь произойдет? Вот именно, что?

Надеемся, что благосклонный читатель простит нам этот краткий экскурс в современную историю. И потому мы быстренько вернемся обратно в осень 1957 года. И тут нам придется извиниться еще раз. Надеемся, что Федеральное бюро расследований простит нас, если мы расскажем теперь о клинике Харпера, которая (здесь мы пойдем навстречу ФБР), конечно же, называется иначе. И не выдадим ее местонахождение. Но она существует, мы знаем, где, и мы знаем также ее истинное название.

23 октября 1957 года был осужден советский шпион Абель. 25 октября два посетителя переступили порог кабинета Эдгара Гувера в Вашингтоне: Томас Ливен и Памела Фабер. Красивая молодая женщина с волосами цвета вороного крыла и большим алым ртом по-прежнему бросала влюбленные взгляды на Томаса. Гувер был в хорошем настроении, он сердечно приветствовал обоих.

— Итак, что я могу для вас сделать? — спросил он.

— Вы можете выполнить свое обещание, — дружелюбно сказал Томас. — Вы помните, что в свое время я просил позволить мне умереть после выполнения миссии.

— Помню, — медленно ответил Гувер.

— Ну так вот, — весело воскликнула Памела, — время пришло. А после этого мы хотим пожениться как можно быстрее.

Гувер прикусил губу.

— Я сдержу свое слово, — сказал он. — Но не думайте, что это мед, мистер Ливен. Вы даже представить себе не можете, насколько это болезненно, чертовски болезненно.

— Чего только не сделаешь ради своей смерти, — возразил Томас. — Кроме того, как я слышал, в вашей клинике Харпера первоклассные специалисты (конечно, название звучало иначе).

— Что ж, хорошо. Я организую для вас клинику. Умирайте спокойно и будьте счастливы, очень счастливы с Памелой. Но вообще-то: может потребоваться не одна неделя, пока вы умрете. Нужно дождаться трупа. Трупа, похожего на вас, — такие попадаются не каждый день.

— Ну что вы, мистер Гувер, в такой большой стране, как Америка, всегда найдется что-нибудь подходящее, — сказал Томас Ливен.

Прекрасная читательница, высоколобый читатель!

Ничего не поделаешь, наступил момент, когда нужно объясниться. Не можем мы ходить вокруг да около. Приходится назвать вещи своими именами. И это не изысканно и не красиво — то, о чем придется сказать. Принимая во внимание нашу репутацию, хороший вкус наших многочисленных ранимых друзей, мы, по крайней мере, предварительно скажем со всей серьезностью: меньше всего мы хотели бы ерничать, рассказывая о страшных вещах. Мы с удовольствием умолчали бы о том, что произошло. Но это было. Даже если мы все вывернемся наизнанку, не поможет: происходило именно так.