Йоханнес Зиммель - Пятый угол

При появлении Томаса он и не подумал прекращать телефонный разговор. Он лишь сделал ему знак садиться. С сильно покрасневшим лицом он орал в трубку:

— А теперь я вам хочу кое-что сказать, Нойнер, плевать я хотел на то, что ваша жена больна! Что это еще за несправедливость! Вы украли! Да, да, я называю это воровством! Я вас предупреждаю, Нойнер, не доводите меня до белого каления, иначе я ликвидирую вашу должность вместе с броней от призыва! Что? Не подлежите призыву? Не смешите меня! Все, хватит! С этого момента вы уволены!

Лакулайт швырнул трубку на рычаг и, похрюкивая и улыбаясь, поднялся.

— Привет, господин Ливен. Рад. Это был один из моих бухгалтеров. Пришлось его вышвырнуть. Обнаглел парень. Нельзя же терпеть подобное, верно? — нарочито приветливо он хлопнул Томаса по плечу. — Ну что, старый берлинец, опрокинем сперва по маленькой, а затем я отведу вас на кухню. Княгиня сейчас придет. Моя жена, как всегда, копается со своими туалетами.

Томас заметил, что пальцы Лакулайта, толстые, как сосиски, украшали три кольца с крупными бриллиантами. Этот господин становился ему все более неприятным…

Своими размерами кухня напоминала аналогичное помещение в отеле среднего масштаба. В помощь Томасу были выделены повариха с поваром и две девушки. Лакулайт наблюдал и хлопал «Хеннесси» рюмка за рюмкой.

Потом на кухне появилась Вера, княгиня фон Ц. На ней было красное вечернее платье с глубоким декольте. И если при первой встрече она держалась высокомерно, то при второй — преувеличенно любезно. С нехорошим предчувствием Томас укладывал битки в нежный соус.

По-настоящему не по себе ему стало тогда, когда в столовой он познакомился с женой Лакулайта. У Ольги Лакулайт вид был какой-то ущербный. Исхудалое лицо. Волосы, выкрашенные в цвет яичного желтка, потухшие глаза. И при этом ей явно не было еще и сорока…

«Боже, — думал Томас, — бедное существо. Неужто княгиня — любовница этого жиртреста? Похоже на то. Зачем я сюда пришел? Мерзко».

Вечер становился все более отвратительным. Ольга Лакулайт не произнесла ни единого слова. Она не пила, она почти не притронулась к биткам. Внезапно слезы хлынули по ее бледным щекам.

— Отправляйся-ка лучше к себе, Ольга, — кратко и жестко произнес Лакулайт. Та поднялась и ушла.

— Еще битков, господин Ливен? — спросил ее супруг, не потерявший душевного равновесия. И княгиня одарила лучезарной улыбкой Томаса, почувствовавшего, что у него внезапно полностью пропал аппетит.

После трапезы отправились в библиотеку. И здесь, за кофе и коньяком, толстяк наконец раскрыл карты:

— Выслушайте-ка меня, Ливен. Вы берлинец, как и я. У вас есть банк, у меня — крупное дело. Времена сейчас хуже некуда. Не будем предаваться иллюзиям: телега забуксовала. И скоро опрокинется. Пора подумать о будущем. Я прав?

— Не знаю, о чем вы говорите, господин Лакулайт, — холодно сказал Томас.

Толстяк заржал:

— Ясно, знаете, о чем! Кто же, если не вы? Ваши деньжата наверняка тоже давно в Швейцарии!

Лакулайт пошел в открытую: он и его друзья обладают крупным состоянием во Франции. Если бы Томас нашел путь переправить эти сокровища в Швейцарию благодаря своим связям, то ему бы это не повредило:

— Вам тоже перепадет приличный куш, Ливен!

Томас почувствовал, что с него достаточно. Он встал.

— Боюсь, вы обратились не по адресу, господин Лакулайт. Я такими делами не занимаюсь.

И тут вмешалась княгиня. Она заняла сторону Лакулайта. Томаса это добило окончательно. Как этой особе не стыдно! Любовница женатого мужчины — и еще такого, как этот тип! Черт бы вас всех побрал!

— Господин Ливен, может быть, сделка все же станет для вас привлекательной, стоит вам узнать, кто друзья господина Лакулайта…

— Когда-нибудь слышали о Геринге? — хрюкнул толстяк. — О Бормане, Гиммлере? Розенберге? Скажу вам, тут пахнет миллионами, для вас тоже!

— Я не продаюсь.

— Ах, чепуха. Послушайте! Любой продажен, вопрос всегда только в цене!

Все, конец. Томас резко распрощался. Он был вне себя от ярости. Эта толстая свинья! К нему стоит присмотреться повнимательнее. Рыло в пуху, да и вообще…

Пока Томас искал свое пальто в гардеробе, внезапно появилась княгиня:

— Я тоже ухожу. Вы можете проводить меня. Я живу неподалеку.

Томас молча поклонился. От гнева он был не в состоянии говорить. И на улице оставался молчаливым. Он проводил молодую женщину до ее подъезда, не сказав ни единого слова. Она открыла дверь. Прислонилась к стене: