Пройдя дома четыре, Мун Чем Ди остановился у калитки. Здесь жил Тхэ Ха. Он без стука толкнул дверь.
— Чем Ди?—донесся из глубины комнаты голос матери Тхэ Ха.
— Тхэ Ха еще не вернулся?
— Нет. Ну что слышно? — с тревогой спросила старая женщина.
— Поговаривают, надо быстрее уходить. Опоздаете, придется ночью добираться.
В свое время Мун Чем Ди и отец Тхэ Ха были близкими друзьями. Мун Чем Ди любил Тхэ Ха, как родного сына.
— Над чем хлопочешь? Зачем тебе два?—Мун Чем поднял с пола уже готовый рюкзак.
— Чон Ок просила.
— Хорошая девушка. Женился бы сын на ней, да и дело с концом.
— Не то время, чтобы о женитьбе думать… Дай бог вернулся бы целым… Кто знает, что завтра будет? — мать Тхэ Ха силилась проткнуть наперстком иголку, но руки не слушались ее.
В прихожей скрипнула дверь. Вошла Чон Ок с узлом в руках.
— Я ухожу раньше из поселка, — грустно сказала она. — В парткоме говорят, что женщинам здесь делать уже нечего, только будут лишним грузом… Вот, мама, передайте это Тхэ Ха, если он заглянет, — она протянула конверт. Затем посмотрела на рюкзак. — Какой мне взять?
— Любой. Уж не маловат ли?
Мать Тхэ Ха кончила шить и воткнула иглу в подушечку. Девушка развязала узел и принялась из него перекладывать в рюкзак вещи.
— Схожу посмотрю, что на улице, — сказал Мун Чем Ди. Взяв в руки палку, он захромал к двери. В комнате наступила тишина.
— Мама, вам тоже надо уходить, — почти шепотом проговорила Чон Ок.
— Э, что обо мне печалиться? Таких старых никто не тронет.
— Нет, нет! Они и старых людей не щадят. Совсем озверели. Надо уходить… обязательно!
— Обо мне не горюй. Придет Тхэ Ха, поможет перебраться хотя бы в Яндок к моему брату.
На улице не утихал людской шум. Все спешили, суетились. Чон Ок упаковала зимнее белье, чулки, мыло, зубную щетку, зеркало, иголку с нитками засунула в карман рюкзака. В узле остались фотографии, тетради да несколько книг. Чон Ок стала перебирать бумаги. Взгляд упал на вырезанную из советского журнала картинку. С нее улыбались двое молодых людей — муж и жена. Перед ними, раскинув ручонки, стоял курчавый белокурый малыш. Он едва только научился ходить. У молодой матери в волосах заколот цветок. Мальчуган тянется к этому цветку.
Чон Ок очень нравилась эта картинка. И сегодня днем она взяла ее с собой, не уничтожила вместе с другими бумагами. Но сейчас, упаковывая вещи, она вдруг поняла, что эта картинка теперь не нужна. На дне свертка лежали еще нарядная кофточка и чхима [7] Чхима — юбка национального покроя.
. И это теперь не потребуется.
— А Тхэ Ха все нет, мама… — печально проговорила Чон Ок.
Мать раскрыла окно, выглянула на улицу. У крыльца с вещевыми мешками стояли Ки Бок и огромный, стройный Ки Хо. Рядом с ними еще несколько молодых людей из Минчхона.
— Уже уходите? А где же Тхэ Ха?
— Раньше полуночи не ждите, мать, — громко сказал Ки Бок.
— Чон Ок здесь? Вот здорово! А мы заходили и застали только крошки на твоем столе, — засмеялся Ки Хо.
— Ну и копаешься ты!… Как черепаха. Враг под носом, а она прихорашивается, — съязвила из задних рядов Сук Хи.
Все они когда-то состояли в одной организации Минчхона, хорошо знали друг друга. Потом одни вступили в партию, другие еще работали в Минчхоне, но дружба не потерялась.
— Итак, мамаша, скажите Тхэ Ха, что мы ждем его. Американцы в Ковоне. Пусть поторопится.
— Мы еще вернемся!
Молодежь попрощалась и отправилась своей дорогой. Для них все было ясно. Знали, куда идут; знали, что будет трудно, очень трудно; знали, ради чего решили идти, и не испытывали страха.
Чон Ок взвалила на плечи рюкзак и вышла. Мать Тхэ Ха пошла ее проводить. Солнце уже скрылось за вершинами сопок. Догорала подстанция, устало дымя затухающим пепелищем. Над поселком висел запах гари. У шахтоуправления собралась последняя группа эвакуирующихся шахтеров с женами и ребятишками. А те, кто шел в горы, заходили сюда проститься с близкими, просто со знакомыми. Здесь были и те, кто никуда не собирался, а пришел ради любопытства. Вся площадь перед конторой шахты оказалась запруженной людьми.
У входа в шахтоуправление Чор Чун, Чун О и Хак Пин ожидали, когда соберутся все эвакуирующиеся. Директор шахты в синих галифе, сапогах и «ленинке» — кепи с приподнятым козырьком — выглядел молодцеватым и подтянутым. Чун О лихо сдвинул шапку набекрень. Смуглый, в рабочей спецовке, он ничем не выделялся из среды шахтеров.
Мать Тхэ Ха пристально всматривалась в толпу, надеясь разыскать сына. Но его здесь не было видно. К Чон Ок подбежали дети, окружили ее, самые маленькие уцепились за юбку.
Читать дальше