Михаил Бубеннов - Огневое лихолетье (Военные записки)

Август 1944 г.

Отцветало лето.

С неделю здесь постоянно веяло сухой лесной духотой, но в это утро с запада налетел ветер — свежий, порывистый, пахнущий морской волной. В лесу стало шумно. Гибкие вершины высоких елей рвало на восток, с них падали на землю посохшие ветки и шишки. Одна могучая, но сухостойная ель скрипела так, что гвардии лейтенант Кирьянов невольно подумал: «Упасть ведь может. У них слабые корни. Завалит, окаянная, в окопе-то…» Даже небольшие березки, стоящие в гуще леса, где всегда держится безмолвие и тишина, теперь часто потряхивали листвой.

Кирьянов несколько минут прислушивался к шуму леса, потом выглянул из окопа. В соседнем окопе, поблескивая каской, возился его вестовой — усатый сибиряк Арсений Борзых, гожий молоденькому гвардии лейтенанту в отцы.

— Михайлыч! — позвал Кирьянов. — Что-то они не лезут, а? Может, утерлись да отошли?

— Отойдут они! — проворчал Борзых.

Через минуту Кирьянов случайно взглянул на небо. Все утро оно было чистым, а теперь очень быстро крылось серой мглой. Бросив взгляд вперед, Кирьянов подивился: мутная белесая мгла тянулась и по земле сквозь лесные чащи — со всех сторон тянулась к высоте, на которой окопались его бойцы.

— Михайлыч! — опять позвал Кирьянов. — Это что такое? В чем дело?

Борзых поднялся из окопа.

— Э-э! — протянул он. — Это лес горит!

— Далеко?

— Да не очень далеко…

— С чего он?

— Не иначе, эти гады подожгли.

— Да зачем?

— А очень просто, — ответил Борзых без каких-либо признаков тревоги в голосе, усаживаясь на край окопа, — Очень даже просто, товарищ гвардии лейтенант! Нас пожечь задумали или выкурить отсюда за речку, не иначе. Ветер-то вон прямо на нас! Вон как хлещет! Сейчас, дескать, побежим мы от огня, а они следом за огнем к речке. И все! Никакого тебе плацдарма тут не останется. Видите, что удумали?

По высоте из окопа в окоп полетели тревожные возгласы:

— Пожар, друзья, пожар!

— Эх, гады! Вот гады!

Кирьянов бросился к телефону. Пока он докладывал командиру батальона гвардии майору Земцову об обстановке, получал указания, всю высотку затянуло дымом. Арсений Борзых чихнул раза три подряд и ожесточился, что было с ним часто в бою.

— И будь вы трижды прокляты, окаянные! — начал ворчать он так, что его слышно было в соседних окопах. — Вот удумали! Огонь пускать, а? Своя сила не берет, так они — огонь! Это ли не собачьи души, а?

Он злился, как никогда.

— Э-эх, зверье подлое! — уже кричал он, смутно маяча в дымной мгле над окопом. — Так уж и думаете, что огня испугались? Дыму? Тьфу! — Он выругался с удовольствием, как ругаются солдаты в бою. — Да я вот буду сидеть здесь — и гори вокруг, хоть вся земля гори, хоть весь свет гори! Не уйду! Не уйду — и все! Что вы, собачьи души, будете делать тогда со мной, а? Ни хрена вы со мной не сделаете, вот что!

…Гвардейцы шли сквозь глухие лубанские леса и болота. Вечером батальон гвардии майора Земцова первым прорвался к реке Подэлзэ — извилистой и темной, как осенняя ночь. Было известно, что немцы получили суровый приказ: любой ценой удержаться на этом заранее подготовленном рубеже обороны. Весь вечер батальон вел жестокие схватки за переправы на Подэлзэ, а на рассвете небольшой группе бесстрашных бойцов-сибиряков удалось, хотя и с большим трудом, перебраться на ее западный берег.

У самого берега поднималась зубчатая гряда леса. Бойцам Кирьянова удалось пробиться сквозь него на сотню шагов, не более, и тут окопаться по гребню высотки. Все утро немцы беспрерывно атаковали со всех сторон маленький плацдармик Кирьянова. Несмотря на превосходящие силы, им никак не удавалось отбросить гвардейцев за реку: так сказочно безмерна была их стойкость. Вот тогда-то они и зажгли лес сразу по всему полудужью вокруг небольшого клочка земли, на котором беззаветно сражались бойцы Кирьянова.

Кирьянов оторвался от телефона. У его окопа уже сидели, ожидая приказа, младшие командиры.

— Приказ один: ни шагу назад! — тихонько сказал Кирьянов. — Я думаю, что гвардейцы хорошо знают этот свой закон?

Командиры отозвались кратко:

— Есть!

— Выполним!…

От дыма уже першило в горле, тяжко раздувало грудь. Кирьянов закашлял. Поборов кашель, продолжал:

— Всем немедленно надеть противогазы. И за работу! Каждый должен сделать в своем окопе нишу, чтобы спрятаться в ней. Здесь песок, сделать их легко. Вокруг окопов расчистить мусор. Сидеть в нишах тихо: пусть думают, что мы бежали. Все. Понятно?