Роберт Мейсон - Цыпленок и ястреб

— Ну?

— Есть, сэр, — ответил я торопливо. — Уже идем.

Я сплюнул кровь. Я бросил курить и теперь она собиралась где-то изнутри щек. Я сидел за столом в кухонной палатке и пытался сообразить, как привести в порядок толстую пачку бумаг — доклад о летном происшествии. С тех пор, как я схватил сильную простуду, то попал в аварийную комиссию. Рота продолжала работать неподалеку, но говорили, что через несколько дней нас отправят на Индюшачью Ферму.

Чувства у меня были смешанные. Занимаясь такой работой, я пребывал в безопасности лагеря, но почему-то ощущение, что меня оставили позади, вынести было тяжело. Дебильная эмоция! Уж лучше разбираться с горами бумаг, чем летать. Так почему мне так погано? Кто я такой? Лемминг? Расслабься и получай удовольствие, пока можно.

"Командир экипажа заявляет, что не знал о том, что зона высадки заполнена труднозаметными пнями", — говорилось в докладе. — "Летательный аппарат приземлился на крупный острый пень, что привело к потере аппарата". Да кому какое дело? Почему на этой чертовой войне надо отписываться по каждой аварии? И с какой стати пилот должен знать обо всем? У него что, рентгеновское зрение?

— Ничего, если я тут присяду? — к моему столу подошел сержант Райлс.

— Запросто.

Он отодвинул папку и поставил на свободное место крышку от фляги.

— Надо передохнуть от чертовых снабженцев, — объявил Райлс.

— Ага. Там становится туговато, — и я возненавидел себя за цинизм к еще одному человеку, оставленному позади. Он-то был чистейшим ротным неудачником. Райлс постоянно пил, таская спиртное из пилотских запасов, пока те были на задании. Когда-то он был мастер-сержантом, но из-за пьянства его разжаловали в рядовые первого класса. Мы все равно звали его сержантом, потому что он слишком расстраивался, слыша слово "рядовой".

— Ну, не так уж и туговато, — засмеялся он.

Если Райлс — неудачник, то кто тогда я? Я ощутил отвращение.

— Сержант, я бы рад поболтать, но надо разобраться со всей этой дрянью.

— Ага. Не обращайте на меня внимания. Мне все равно пора. Надо готовиться к генеральной инспекции.

— Угу, — я на секунду оторвался от бланка.

— Ненавижу эту пакость. Проводили когда-нибудь генеральные инспекции?

— Никогда. И никогда не стану.

Райлс встал, ожидая, что я что-нибудь скажу. Молчание сказало само за себя и он, наконец, поплелся прочь. Я хотел окликнуть его и извиниться за свои мысли, но не стал.

Пока колонна тащилась по Дороге-19, я думал о британцах, попадавших в американские засады. Повар выдал мне М16, я сидел в джипе и винтовка лежала у моих колен. Я подумал, что мое звание соответствует британскому "красному мундиру" и завернул воротник вовнутрь. Благодаря своему отстранению от полетов, я стал офицером, отвечавшим за нашу первую наземную колонну, идущую в Плейку.

— Группа "Мобиль-100" как-то раз отправилась из Анкхе в Плейку, — сказал Уэндалл.

— Это кто?

— Французский эквивалент Первой Кавалерийской, — объяснил Уэндалл. — Они шли длинными караванами по этим же дорогам, пытаясь разбить Вьетминь. Группу 100 уничтожили близ перевала Мангянг.

— Ну, спасибо, Уэндалл. Отличные новости.

— Вообще-то, это история. История может преподать урок, сам знаешь.

— И чему все это должно меня научить?

— Я бы на твоем месте не спал по дороге. Удачно прокатиться.

Разница с французами была в том, что у нас по всей дороге стояли патрули. Впрочем, это не подавило моих страхов. Я очень скептически относился к безопасным зонам высадки, дорогам, мостам и лагерям. В ходе всего пятидесятимильного пути я всматривался в слоновую траву по обочинам, на каждом узком участке сжимался в ожидании взрыва, и привставал, когда мы пересекали каждый мост. Когда мы все же добрались до Индюшачьей Фермы, я немедленно нашел врача и потребовал допустить меня к полетам.

— Извините, но у вас все заложено. Если я разрешу вам летать, станет только хуже. Зайдите через несколько дней.

Пока вертолеты были на задании, сотня людей в сыром тумане выволокла громоздкие палатки из грузовиков и принялась устанавливать их. Меньше, чем за час плоское, травянистое поле близ лагеря Холлоуэй превратилось в палаточный городок. На треногах устанавливались водяные мешки. Была поставлена кухонная палатка, и пока люди сваливали рядом с ней ящики с пайками, повара принялись готовить ужин.

По ходу всего этого дела я бродил вокруг, удостоверяясь, что имущество нашей роты доставлено в нужные палатки. Потом моим единственным делом стала борьба с собственными мыслями. Я в одиночестве сидел на своей раскладушке, пил кофе и курил. Смешанные чувства изводили меня. Тот факт, что не считая меня единственными пилотами на земле были штабные близнецы, ничуть не улучшал настроения.