Николай Грибачев - Здравствуй, комбат!

— Было малость… Ротой командовал, потом в госпитале текущий ремонт делал. Вам не доводилось? Выйдете — тоже насвистывать будете или облакам «Утомленное солнце» петь. Я и сам бы, да у меня голоса настоящего нет…

Мост перейти Косовратов не успел — начался налет. Тявкали зенитки, осыпая листву осокорей мелкими осколками, султаны зеленой воды, подсвеченные солнцем, вспыхивали на стрежне театральными люстрами. Иногда близкий взрыв бомбы осыпал водяной пылью деревья и кусты, и они начинали серебряно сиять, а земля била в ноги короткими толчками, подпрыгивая, как рабочая лошадь под непривычным для нее седлом. По воде плыли оглушенные стерляди, мертвенно белели толстобрюхие судаки.

Я посмотрел на Косовратова. Каски он не надел, на высокий лоб с первой, слабо обозначенной морщиной выбивался из-под пилотки коротко стриженный темно-русый чуб, глаза цвета густо-синей осенней воды смотрели спокойно и сосредоточенно.

— Не попадут, — прокомментировал он работу немецких летчиков. — Нервничают.

Посмотрел на мои закушенные губы, прибавил:

— И вы тоже нервничаете.

Я действительно нервничал, и, наверное, заметно, но ему-то зачем об этом говорить? Тем более что не все просто, что простым кажется. Деревянный, с трудом под обстрелами построенный мост я принял от армейских саперов с обязательством немедленно заминировать. От края до края. Чтобы в случае отхода пропустить на левый берег все свои танки, но ни одного немецкого. И теперь каждый пролет моста был начинен взрывчаткой — первые от берега на электрозапалах, остальные на детонирующем шнуре. Это значило, что взрыв даже одного заряда от близко упавшей бомбы мог поднять на воздух две трети моста. И вдруг в это время приказ на отход? Мороз по коже! Но посторонним это не растолковывают, ездить и ходить по такому мосту и так не мед, а если еще знать, что под тобой собственные мини… Косовратов об этом, вероятно, тоже не догадывался, — пехота! — а я не счел нужным объяснять. Да он тут же и забыл о соображениях насчет моих нервов, облокотившись на край щели для удобства, принялся рассматривать в бинокль свои будущие владения.

— Н-да-а, — протянул он, когда самолеты, разворачиваясь для нового захода, ушли к Еринскому, — высотка-то у преддверия рая. С апостолом Петром можно запросто шуточками перекидываться.

— Зато для философии жизни удобно, — съязвил я. — Видно далеко, во все концы света.

— И у итальянцев то же самое, — продолжал он. — Значит, почти так на так… А для философии не обязательно видеть во все концы света. Диоген в бочке жил.

— Но его не бомбили.

— Если не считать насмешек…

Когда самолеты ушли и движение по мосту возобновилось, Косовратов, прощаясь, пригласил:

— Случится оказия — прошу в гости.

— На рыжики с холодной водкой?

— Каша на сале — тоже вещь…

Пришел я дней десять спустя, рано утром, когда небо едва начинало зеленеть. Итальянские атаки, правда, уже повыдохлись, стали затихать, но палили на этих высотах из всех видов оружия даже по суслику. Косовратов, стянув гимнастерку и майку, умывался в траншее возле блиндажика: ординарец тоненькой струйкой цедил воду из носика обгорелого чайника, немало лет послужившего в казацкой хате; комбат, туго сложив ладони, наклонял лицо, стараясь не уронить ни одной капли. Экономили водичку, ходить-то за ней надо было под обрыв не без риска получить пулю или осколок! Жилистая шея комбата уже была кирпично-красна, а от обреза воротника кожа молочно белела, словно была чужой. На левом плече алел шрам с еще заметными следами ниток, которыми рану зашивали.

— Ну, цел твой мост? — улыбнулся Косовратов, прихорашивая чуб обломком расчески.

— Цел. Но я уже передал его под охрану соседям.

— А сам путевку на курорт получил?

— Я — в огородниках. Пехоту минами от итальянцев отгораживаю.

— Меня в очереди нет?

— Подай письменную заявку, оплати гербовый сбор…

— Правильно, традиции надо сохранять! А то кончим войну, глядь — бюрократов нет. Что такое? С непривычки оторопь возьмет!…

После завтрака я изложил Косовратову причину, по которой прибыл, — выбрать в расположении батальона место для наблюдательного пункта командира дивизии. Я хорошо знал, что комбаты не любят таких «мезонинов» — притягивают лишние мины и снаряды. Но Косовратов сам помог мне оценить местность и привязаться на карте. Я смотрел на него с любопытством — не умудрен еще в таких делах? Не понимает, что делает? Он, видимо, догадался, сказал: