Николай Грибачев - Бронзовая безделушка

На столе у меня, во рту у пластмассовой рыбы, лежит бронзовая грушевидная безделушка с продольными разрезами, словно у нераскрывшегося бутона. Приятели мои считают ее дешевеньким и безвкусным украшением и не проявляют к ней особого интереса, чему я рад: безделушка при слишком вольном обращении может чувствительно цапнуть за пальцы. Для меня же она имеет особое значение и напоминает об одной титанической борьбе, которая в три дня развернулась и закончилась неожиданными последствиями на берегу красивой речки, где мы небольшой компанией проводили свой отпуск. Однако, прежде чем приступить к рассказу о событиях, необходимы некоторые пояснения.

Существует давнее соперничество между московскими и ленинградскими рыболовами.

Ленинградцы отличаются от москвичей и характером и снаряжением. Ленинградцы ловят по преимуществу с лодок, потому что у них большие водоемы, удочки и спиннинги у них самых последних конструкций, крючки кованые и отточенные по высшему классу, блесны у каждого пятого своей собственной конструкции и такие хитроумные, что их можно демонстрировать на технических выставках среди самой тонкой электронной аппаратуры. Небылицы они, правда, рассказывают так же, как и все другие рыбаки на свете, но делают это с таким достоинством и таким тоном, что повествования их выглядят не менее достоверными, чем справки из энциклопедических словарей. Встречаясь с москвичами у прилавков рыболовецких магазинов, они подавляют уже своей манерой обращения к продавцу:

— Нет, мне нужна леска чуть потолще этой. В прошлом году, когда у меня взялся лосось на двадцать три килограмма...

Лосось! Двадцать три килограмма! Конечно, как человек бывалый и умудренный, москвич не дает себя провести и сразу, не моргнув глазом, убавляет вес рыбы вдвое, но и при этом непременном условии добыча выглядит внушительно, а главное это же не щука, не окунь, а царственный красавец быстрых рек. О если бы лососи водились в подмосковных морях, реконструированных реках и в каналах — мы бы показали этим самым ленинградцам! Но чего нет, того нет. И москвичи ловят рыбу по-своему, с берега, раскидывая веера удочек или остроумно, с цирковой ловкостью маневрируя спиннингом среди кустов и деревьев, которыми природа пышно обсадила берега наших рек. Удилища, поплавки, спиннинги, блесна москвичей самые обыкновенные, крючки разнокалиберные, но стандартные. Правда, иногда самые фанатичные из них заглядывают на Птичий рынок, где по соседству со щеглами, снегирями и голубями в клетках торгуют из-под полы рыболовецким товаром любители, которые, кажется, больше всего ценят чисто художественную, а не практическую ценность своих изделий. Я сам однажды купил там две блесны, которые своим свечением и хитроумными обводами поражали всякого, кто их видел, но на которые нигде, никогда, даже в пору самого отчаянного клева и жора, ничего не ловилось... Наконец, чтобы довершить портрет среднего московского рыболова, следует признать, что он так же изрядно и добродушно привирает, но делает это с таким вдохновением, упоением и подъемом, что с первых же слов даже люди в таких делах неискушенные начинают относиться к его рассказам подозрительно, но зато он немедленно начинает верить себе сам. После первого же дебюта с очередной небылицей он принимается совершенно искренне сокрушаться об огромной рыбине, которая сорвалась, обломала крючок или порвала поводок и которой на самом деле не было...

Нас было трое московских и двое брянских рыболовов, и уже несколько дней мы жили на берегу реки, укрытые благодатным шатром дубового леса. Утром и вечером мы ловили рыбу, предварительно набивая карманы и сумки лесными орехами, которые растут здесь в невероятном изобилии. Щелканье орехов, как было установлено опытным путем, не принадлежало к числу занятий, предусмотренных рыболовецкими брошюрами в параграфах о шумах и стуках, пугающих лещей, и совесть наша на этот счет оставалась спокойной. Да и ловили мы лениво — просто блаженствовали у воды. На пятый день к нам на машине приехал ленинградский инженер, брат одного нашего брянского знакомого. Это был мужчина лет тридцати, сухой, жилистый, с ногами и торсом бегуна на дальние дистанции и с глазами прокурора. По крайней мере, такими они нам показались, когда он, оглядев наше нехитрое снаряжение, состоявшее только из поплавочных удочек, спросил: