Владимир Першанин - Последний бой штрафника

— Слушай, у тебя сколько ранений? — спросил Федор.

— Четыре. Из них — два тяжелых.

— А руки чего дрожат? Закладываешь?

— Не больше тебя, — разозлился я. — Контузия. Мне в танк за последние месяцы три болванки закатили и очередь в упор из тридцатимиллиметровки. А вскоре «фаустпатроном» добили.

— Леша, может, хватит судьбу испытывать? В линейных частях уже никого из танкистов сорок первого года не осталось. Тебе, по-хорошему, лечиться надо. Ну, я тебе лучший вариант предлагаю. Молодняк гибнет, не успев немца увидеть. Училища дают теорию, а практику на фронте лишь единицы из «шестимесячных» лейтенантов успевают пройти. Горят как свечки, и учить их некому.

— Федор, неожиданно все. А ребята что подумают? По блату в тыл удрал.

— Да хрен с ним, что подумают! Ты же весь дерганый, я еще вчера заметил. Нервы ни в задницу, руки вон трясутся.

Мы разговаривали часа два. Я попросил полдня на раздумье и отправился в общежитие, где ночевал. В столовой повар, подавая обед, подмигнул и налил сто граммов.

— Спасибо.

— На здоровье! С орденом вас и новым званием.

В комнате никого не оказалось, и никто не мешал мне обдумать предложение Шевченко. Волей судьбы я пока отделывался ранениями да контузиями. Разбили или сожгли пять машин, в которых я воевал, начиная с БТ-7 и кончая моей последней «тридцатьчетверкой». Предчувствие, что везение скоро кончится, не оставляло меня. Конечно, выручало не только везение. Я овладел приемами танкового боя и неплохо изучил тактику врага. Но ничто не длится вечно.

Не знаю, чем бы кончились размышления, но пришел мой временный сосед, тоже капитан, ожидавший назначения на должность комбата. Капитан был из старых вояк: несколько нашивок за ранения, пара орденов, как и у меня. Мы разговорились. Путаясь, я рассказал ему о своей жизни на войне и предложении, которое получил и которое, кажется…

— Стоп, — остановил меня капитан. — Ты все в такую кучу смешал, что не расхлебаешь. Тебя направляют учить молодежь, так?

— Так.

— А ты рвешься на фронт, где два с половиной года вшей кормишь?

— Не два с половиной. Поменьше. Я в госпиталях месяцев пять отлежал, да еще учился.

— Один хрен, — отмахнулся сосед. — Только не ври, что тебя после всех твоих сгоревших гробов тянет снова залезть в новый.

— Тянет, — растерянно отозвался я. — Наверное, другой жизни не представляю. А может, башка уже отбита.

— Вот-вот. Второй вариант более точный. Ты, Алексей, в судьбу веришь?

— Верю.

— Тогда не плюй ей в рожу. Она тебе дает возможность выжить и хоть чему-то сопляков научить. У меня ни один взводный в этом году больше месяца не держался. Ты пороху хорошо понюхал, фрицевские хитрости знаешь. Езжай и учи.

Вот так и решилась моя судьба. Я дал согласие. Вскоре пришел приказ о моем откомандировании. С ребятами попрощался хорошо, крепко выпили. Комбат Плотник, обняв на прощание, пожелал удачи. Он же помог мне включить в число будущих курсантов Леню Кибалку. Чтобы не возникало вопросов, приписали ему семь классов образования. Дальневосточный сиделец, майор Успенский, великодушно разрешил:

— Отдохни, Алексей. Ну а мы тут фашисту сами хребет ломать будем.

— Ломай. Ты за четыре года хорошо в сопках отдохнул. Теперь только фрицев бить!

Учебный взвод — сорок курсантов. Для индивидуального обучения — многовато. Такими взводами легче учить пехотных командиров, чем будущих командиров танков. Но фронту они нужны в большом количестве, и моего мнения никто не спрашивает.

Состав взвода — самый разношерстный. Большинство — фронтовики. Не только танкисты, но и ребята из артиллерии, пехоты, связисты. Молодежь, присланная из военкоматов. Мои ордена и нашивки за ранения, конечно, для авторитета роль играют. Но среди фронтовиков тоже немало тех, кто имеет награды и ранения. Так что преподавательский авторитет здесь еще надо заработать.

Коротко рассказываю о себе. Кстати, замполит учебных курсов в беседе со мной порекомендовал не заострять внимания на том, что в боях были уничтожены пять машин, на которых я воевал.

— Понимаете, — похрустывая тонкими пальцами, учил меня интеллигентный майор из бывших институтских преподавателей. — Впечатление получится не совсем правильное. Пять танков потерять — не шутки. Подумают, извините, какого-то неудачника прислали. Его пять раз фашисты подбивали, а он нас учить будет, как надо воевать.

Все это было сказано доброжелательно. И вообще, новый замполит Трегуб очень отличался от своего коллеги Гаценко, который не уставал копаться в моем штрафном прошлом. Владислав Максимович Трегуб вопросами о моих выходах из окружения и пребывании в штрафной роте не задавался. Если человек прислан политуправлением армии, то и вопросов нет. Но вот пять моих сгоревших в боях танков покоя ему не давали. Он даже встрепенулся: