Сергей Михеенков - В донесениях не сообщалось... Жизнь и смерть солдата Великой Отечественной. 1941–1945

Когда совсем стемнело, кончились патроны и в станкаче. Хабибуллин пополз по окопам, но вскоре вернулся, сказал, что ничего не нашел, и выругался.

К счастью, немцы больше не атаковали. Видимо, тоже выдохлись.

Ротный вынул из «максима» затвор, поднялся и, ничего нам не говоря, пошел к переправе.

Немного погодя решили уходить с позиций и мы с Хабибуллиным. Никому тут уже наша связь не нужна была. Зачем мертвым связь?

Лейтенант Хабибуллин шел к переправе и всю дорогу матерился. Он ругал нашу артиллерию – за то, что не поддержала нас ни перед первой атакой, ни потом, когда стало ясно, что, если не подавить немецкие пулеметные точки и минометные батареи, высоты нам не взять. Ругал комбата и ротных – за то, что, несмотря на потери и всю бесполезность атак, они снова и снова поднимали людей.

Мост, который еще ночью перед атакой навели саперы, оказался цел. Но немцы его простреливали. Немецкий пулеметчик пристрелял свой «машинненгевер», видимо, еще днем, когда наши ребята из соседних рот после первой неудачной атаки и сильной контратаки немцев валом валили на ту сторону. Каждые две минуты длинная очередь прошивала темноту и пространство над настилом. Две минуты – и очередь. Пули по воде – чок-чок-чок! Первым пробежал Хабибуллин. Матернулся и побежал. Слышу, уже на том берегу матерится и меня зовет. Я пропустил одну очередь, другую, третью… Не могу от земли оторваться, и все тут! Что со мной сделалось, не пойму. А чувствую, что не владею собой. Страх какой-то напал. В окопе, когда из дегтяря стрелял, когда немцы были совсем рядом, такого страха не чувствовал. Руки-ноги, конечно, и там тряслись, но не до такой степени.

Хабибуллин лежит на том берегу и уже матерится так громко, что кажется, и немец его слышит. Теперь он и немецкого пулеметчика материл, и меня вместе с ним, и наших саперов, что не там переправу навели, что слишком видное место и с немецкой стороны хорошо простреливается… Ладно, думаю, двум смертям не бывать, а одной не миновать. Подождал, когда простучит следующая очередь, вскочил и побежал что было духу. На середине моста споткнулся и чуть не упал. И только соскочил на берег, сунулся за бугорок – его я еще издали присмотрел, – пули зачмокали по воде, пронеслись над головой.

Хабибуллин мне: «Что ты так медленно бежал? Ранен, что ли? А? Так твою, перетак! Еле ноги переставлял!» – «Да нет, – говорю, – не ранен. Я быстро бежал». – «Где быстро?! Чуть под пули не попал! Мать-твою куда попало!..»

Видать, бежал я правда не так резво, как бегают, когда жизнь надо спасать. Ноги заплетались, вот и споткнулся на ровном месте. А мне казалось, что в жизни своей я не бегал так быстро, как на том мосту под Холмищами.

Мост никто не охранял.

В деревне мы нашли своих. Оказывается, они еще днем отошли за речку. Приказ был на отход. А мы приказа не знали и держались, пока были патроны. Вот что значило на войне потерять связь. Но с другой стороны, мы прикрыли отход батальона на ту сторону речки. Вот немцы и рассвирепели, когда увидели, что роты отходят. Не дали мы им перебить наших ребят на мосту, на переправе.

Утром мы выступили в сторону Сухиничей. В Сухиничах, в бору, нас построили. Зной. Хвоей пахнет. Комбат прошел вдоль строя. Лицо у комбата серое, осунувшееся. Со всеми поварами, писарями и разными хозяйственными службами в батальоне осталось 25 человек. Взвода и того нет!

Вышел командир полка майор Хахай. «Спасибо, хлопцы, за атаку! Наша задача была отвлечь силы немцев на себя. Судьба фронта сейчас решается не здесь, а на южном участке. Есть сведения, что после вчерашней атаки противник перебрасывает сюда дополнительные силы. А это означает, что свою задачу мы выполнили!»

Мы молчим. Помолчал и комполка Хахай. А потом вдруг и спрашивает: «А кто это, хлопцы, вчера на краю поля столько немцев навалял?» Вышел лейтенант Терешин. Вышли мы с Хабибуллиным. Терешин, как старший по должности, доложил, как было дело. Комполка подошел к нему, поцеловал и сказал: «Спасибо, сынок, храбро воевали». Обнял и нас с Хабибуллиным. Вот и все нам награды за тот бой. Ладно, хоть живые остались.

Вот почему мы наступали без артиллерии. Отвлекающий маневр… Мы потеряли почти всех ребят, которые выжили под Фомином.

– После ранения и госпиталя я вначале попал в 20-й запасной автополк в город Горький. В запасном полку кормили плохо, а на фронт не брали. Дело в том, что из госпиталя меня выписали как негодного к воинской службе. В полку же держали потому, что ехать мне было некуда, местность наша была еще оккупирована немцами. Вижу, дело плохо, доходить стал, надо что-то придумывать. И тогда я порвал свои документы о непригодности и пошел в военкомат.