Юрий Владимиров - Война солдата-зенитчика - от студенческой скамьи до Харьковского котла. 1941–1942

…Итак, около 9 часов вечера 24 мая 1942 года я оказался в немецком плену, и с этого времени закончилось мое участие в Великой Отечественной войне. Лично для меня ее основным итогом стало то, что я остался жив и прожил после нее долгую жизнь, на которую мне грех жаловаться. По-видимому, всему этому я обязан только предначертанной мне сверху судьбе и самому Всевышнему, всячески оберегавшему меня в годы войны от гибели и получения раны. Наверное, Всевышний учитывал также то, что я на этой войне, как это ни странно звучит, не загубил ни одной человеческой, хотя бы и вражеской души. В этом я твердо уверен. А если кого-нибудь и поранил, то лишь случайно и совсем не тяжело. И такая рана могла его лишь вывести из войны и этим спасти от гибели в ней.

Конечно, в Великой Отечественной войне мне не пришлось совершить никаких особых героических поступков, которые заслуживали бы награждения меня, рядового бойца, орденами и медалями. Главным образом это связано с тем, что, находясь на фронте в период неудачного наступления наших войск под Харьковом в мае 1942 года, я служил в зенитной батарее, которой в обычных условиях было не положено действовать непосредственно на передовой линии фронта. Батарея должна была располагаться несколько сзади этой линии и заниматься в основном борьбой с вражеской авиацией. Поэтому мне не довелось ходить к врагу на разведку, устраивать ему засады, стрелять в противника в лоб или в грудь из винтовки или автомата, участвовать в штыковых атаках. Непосредственно, лицом к лицу, я вел бой с немцами, стреляя из зенитного орудия по танкам и пехоте, фактически лишь один раз – 23 мая, о чем выше подробно рассказал.

Однако все равно я внес хоть и скромный, но непосредственный вклад в достижение победы нашей страны над Германией в Великой Отечественной войне. Позже за участие в этой войне я получил множество правительственных и других наград. Из них наиболее ценными для себя считаю медали «За победу над Германией» и «За оборону Москвы», которые из-за моего пребывания в плену мне вручили не сразу после окончания войны, а значительно позже: первую – в 1956 году, а вторую – в 1966 году. Вручали их в двух московских райвоенкоматах – по местам тогдашнего моего жительства. Другие медали получил только по случаю юбилейных дат. Очень дорожу орденом Отечественной войны II степени и знаком «Фронтовик 1941–1945 годов», которые вручены относительно недавно.

Здесь же хочу признаться, что до 1991 года в анкетных данных о себе дату своего попадания в плен к немцам я указывал не 24, а 25 мая 1942 года. Это было связано с тем, что я опасался, как бы проверяющие и карающие органы СССР не придрались к тому, что я оказался в плену у врага один и не в составе огромных масс военнослужащих, сдавшихся в основном в течение 26 и 27 мая. В те дни сдавались в плен сотнями тысяч почти все наши войсковые соединения, наступавшие на немцев на Барвенковском выступе с 12 по 19 мая и собравшиеся потом, отступая, в селе Лозовенька и возле него. И мне хотелось, чтобы дата моего пленения была зафиксирована как можно ближе к последнему дню сдачи в плен основной массы войск.

А сразу после окончания войны по тем же соображениям я писал в анкетах и автобиографиях, что в плен попал в полевом госпитале, будучи тяжелобольным. В этом случае правильным был лишь факт о моей болезни и посещение госпиталя у Лозовеньки. Очень хотелось, чтобы меня считали сдавшимся в плен не добровольно, а в условиях, когда из-за создавшегося безвыходного положения поступили аналогичным же образом почти все наши войсковые части.

Через 25 лет после описанных событий, произошедших в Лозовеньке и около нее, 7 октября 1967 года вновь посетил это село и побыл в нем и возле него несколько часов.

Накануне Министерство черной металлургии СССР проводило в Харькове двухдневное всесоюзное совещание по усовершенствованию и расширению сортамента стального проката. Для участия в работе этого совещания институтом, где трудился в должности старшего научного сотрудника, был командирован и я. Совещание закончилось 6 октября, а обратный железнодорожный билет для поездки в Москву был приобретен мною только на ночь следующего дня. Таким образом, до отъезда домой у меня остались еще сутки свободного времени, и я решил его использовать для поездки в Лозовеньку.

Рано-рано утром прибыл на трамвае на второй харьковский железнодорожный вокзал, купил здесь билет до города Балаклея и на пригородном поезде примерно часа через два с половиной прибыл в этот город.