Юрий Владимиров - Война солдата-зенитчика - от студенческой скамьи до Харьковского котла. 1941–1942

Перед рассветом я все же дважды просыпался на недолгое время из-за возникшей, наверное, вскоре после ухода Васи сначала спереди, а затем и сзади меня, километрах в двух-трех большой стрельбы, которая утром внезапно прекратилась. Окончательно проснулся, когда солнце уже встало. Было, вероятно, около 8 часов. К большому своему удивлению, я почувствовал, что мне стало значительно лучше. Даже появились аппетит и желание покурить. Но все же больше всего хотелось пить.

Причиной моего полного пробуждения стали громкие крики и голоса, раздававшиеся за обоими разбитыми орудиями. Я незаметно высунул голову из окопа и увидел, что весь этот большой шум получается от того, что по проселочной дороге движется на запад, обратно, в сторону Лозовеньки и потом поворачивает на юго-запад по другой, пересекающей первую, дороге выстроенная по пять человек в ряд колонна безоружных наших военнослужащих. Ее сопровождают с двух боков вооруженные до зубов конвоиры – немецкие солдаты, одетые в еще незнакомую мне легкую темновато-голубую форму.

Наши военнослужащие оказались теперь военнопленными. Почти все они были в головных уборах и шинелях. Среди лиц, шедших в колонне, виднелись и перевязанные кем-то бинтами легкораненые. Несколько пленных несли на плащ-палатках тяжелораненых. Очень многие из пленных имели за спиной вещевые мешки, тащили с собой котелки, фляги и кружки, а отдельные лица на плече – бывшие, уже заполненные чем-то другим противогазные сумки. Кто-то волок с собой и каски, саперные лопаты. Сзади колонны двигалась тянувшаяся лошадью большая повозка, на которой находились какие-то грузы и разместились несколько тяжелораненых вместе с одним нашим медицинским работником.

Когда колонна стала проходить мимо остатков наших разбитых зенитных пушек и наших же индивидуальных защитных окопов, какой-то уже совсем немолодой человек из колонны дважды закричал громким голосом: «Эй, ребята, есть там кто живой или раненый? Выходите и присоединяйтесь к нам. Сдавайтесь в плен. Война для нас кончилась, сопротивление бесполезно!» За этим призывом, сделанным нашим человеком на русском языке, последовали сразу странные в то время для меня, чуть гортанные выкрики по-немецки с одним плохо выговаривавшимся русским словом: «He, he, Russe, Russen, Iwan, Iwans, kommt heraus, kommt, los, los, lebhaft, сдавайсь!» Я знал, что в буквальном русском переводе все это означает: «Эй, эй, русский, русские, Иван, Иваны, выходите, идите, скорее, скорее, живее, сдавайсь!» Далее прозвучали другие, одни и те же по смыслу слова, произнесенные им громко сначала по-немецки: «Aber macht die Hande hoch!», а потом по-русски: «Руки вверх!»

Однако из наших окопов никто не откликнулся и тем более не вышел к колонне. Она медленно прошла мимо, и я, потрясенный всем увиденным, а еще больше услышанным, совсем растерялся. Особенно потрясли высказанные своим же человеком предложения о сдаче немцам в плен. Все это произошло очень неожиданно и потребовало от себя немедленного ответа, как же дальше следует поступить.

Конечно, нужно было определенное время, чтобы все хорошенько обдумать и только после этого принять правильное решение. Поэтому я прежде всего решил воздержаться от каких-либо действий и подождать. «Может быть, все еще обойдется и без сдачи в плен? Ведь этот поступок будет для меня очень унизительным и позорным, прежде всего потому, что при этом придется подходить к врагу – может быть, к какому-либо темному и грубому прусскому мужлану – с высоко поднятыми обеими руками и стоять перед ним какое-то время в таком положении, ожидая милости. А дальше придется, наверное, еще и позволить ему грубо обыскать себя и подвергнуться допросу». Так подумал я и опять залег на дно своего убежища. Побоялся только одного – как бы кто не заглянул в окоп. К счастью, этого не случилось.

Однако я выдержал недолго, из любопытства снова выглянул из окопа и посмотрел вслед удалявшейся теперь на юго-запад колонне. К новому удивлению, увидел, что к ней присоединяется с запада – со стороны Лозовеньки – другая колонна военнопленных. Очевидно, это была бывшая большая группа тех наших военнослужащих, которые вышли из этого села в ночь с 23 на 24 мая, чтобы пробиться из окружения, но наткнулись при этом на немцев и провели с ними на рассвете бой, окончившийся неудачей. После него часть его участников ушла обратно в Лозовеньку, а другая часть сдалась в плен. Шум этого боя, как и боя других товарищей, который шел в то же самое время восточнее моего окопа – перед деревней Марьевка и опушкой леса и даже, наверное, за ним, – я и слышал спросонок.