Юрий Владимиров - Война солдата-зенитчика - от студенческой скамьи до Харьковского котла. 1941–1942

Мы только закончили работу по очистке ствола пушки, как эшелон немецких штурмовиков и самолетов других типов в количестве около пятнадцати появился над селом примерно в 9 часов утра. Они резко снизились и начали атаку на село. Пикируя, на бреющем полете самолеты обрушились на плохо замаскированные автомашины, на хаты, дома и другие постройки и черневшие кое-где брустверами окопы. Они бросали на землю небольшие осколочные и зажигательные бомбы и поливали ее струями пуль.

Наше орудие и пушка второго огневого взвода быстро открыли огонь по целям, в основном короткими очередями. Нас поддержали зенитчики батареи 198-й отдельной танковой бригады на противоположном конце села. Повела огонь и еще одна батарея, стоявшая далеко в поле, где-то южнее Лозовеньки. Стали стрелять в небо из винтовок и карабинов орудийные расчеты, а также другие военнослужащие. Везде установился невероятно сильный грохот от взрывов бомб и стрельбы из орудий. Кругом поднялась страшная пыль, застилавшая глаза.

Струи пуль несколько раз просвистели рядом с нашей пушкой, но, к счастью, никого не задели. Не пострадало и второе зенитное орудие. Около десятка крытых в основном только соломой хат и дворовых построек в селе загорелись от зажигательных бомб, образовав столбы дыма и языки пламени. Запылал и ближайший к нашему орудию двор с хатой и другими постройками.

Сквозь раздававшийся грохот послышались стоны раненых, дикий вой и причитания женщин. Громко замычали коровы, завизжали свиньи. Заблеяли овцы и козы, закудахтали куры и петухи, и даже загоготали бродившие возле речки гуси.

Налет авиации длился около 15 минут, а мы постреляли по самолетам в общем в течение не более 10 минут, так как вести все время беспрерывную стрельбу из пушки командир не дал, требуя экономить снаряды. Ни одного самолета сбить не удалось.

Потери убитыми и ранеными от воздушного налета понесли главным образом пехотинцы. Но среди пострадавших оказались и местные скот и жители, не успевшие вовремя спрятаться в погребах, подвалах или подполах домов. Сгорело несколько автомашин. Однако остались целыми все три наши. Никто из личного состава батареи не получил даже маленькой раны.

После улета самолетов к обоим орудиям подошли поочередно командир и комиссар батареи. При этом командир старший лейтенант Сахаров не сумел найти хотя бы каких-нибудь ободряющих и поощряющих слов и лишь заговорил о необходимости экономии боеприпасов и ведения более точного огня по целям. Но комиссар батареи политрук Воробьев, наоборот, вел себя со всеми очень участливо и нашел для каждого из тех, с кем общался, много хороших и теплых слов. Особое внимание он проявил ко мне, сказав, что знает о моем вчерашнем посещении госпиталя из-за болезни и нежелании остаться в нем. Он также поинтересовался, как сейчас я себя чувствую. Пожалел, что из-за сложившейся тяжелой ситуации мы с ним пока не можем заняться выпуском боевых листков.

Уже прошло обеденное время, и только тогда бойцы второго орудийного расчета принесли в ведрах и кастрюле обед из полевой кухни, расположенной в центре села, на берегу речки. Нас позвали на эту долгожданную очень многими товарищами процедуру.

К сожалению, то, что совсем недавно несколько человек лишились жизни или получили увечья, кое у кого отбило желание принимать пищу. А у меня – тем более. Однако мне, вопреки всему этому, пообедать, хотя и без аппетита, все же пришлось, чтобы окончательно не обессилеть и не умереть с голоду.

Сначала мы получили в котелке первое блюдо – горячий украинский борщ, а после него в том же котелке – гуляш с вермишелью. Третье блюдо – обычный компот из сухих фруктов – поели из кружек. Каждому едоку выдали по большому куску свежего черного хлеба из ржи с примесью кукурузы. К удивлению многих, и первое и второе блюда были мясными и одновременно достаточно жирными – в них было много мяса, даже больше, чем следовало.

После окончания обеда часть бойцов отправили на помощь местным жителям тушить пожары в загоревшихся дворах. Воду для этой цели тащили ведрами из ближайших колодцев и из речки, протекавшей посредине села. Но номера нашего орудийного расчета по-прежнему находились на своих рабочих местах на пушке и около нее. Мы рассчитывали немного передохнуть, однако сделать этого не удалось: снова на небе потянулись эшелоном друг за другом, вероятно, те же самые немецкие самолеты, которые натворили в селе много бед перед обедом. (По-видимому, накануне они тоже устроили себе обеденный перерыв.)