Людмила Никольская - Должна остаться живой

— А от Москвы фашистов отгоняют…

— А от Ленинграда? — с надеждой спросила Майя, вспомнив Толю.

— Москве всё первее. А на фронте тушёнку американскую дают…

Сморенная слабостью, потрясённая новостями, Майя закрыла глаза. Но Манина убеждённость её озадачила.

— Хорошо бы! Дай Кадика и сходи к Фридьке. Спроси, где он болтался.

Майя открыла глаза. Маня странно на неё глядела.

— Ну, что уставилась?

Майя удивилась своему тонкому сварливому крику, даже не крику, а писку. Маня съёжилась.

— Нет, ты язык проглотила? Скажи, проглотила?

Она почувствовала что-то неладное. Манино молчание сгустило её подозрение. Манька всегда так: держится, а в самый нужный момент прокисает, как молоко.

Маня тихо и монотонно заговорила:

— Пропал Фридька ещё с того дня. Может, шпион поймал его. Его бабушка каждое утро ищет. Идёт растрёпанная и везде заглядывает, даже в старую помойку между сараями… Скажи, разве могут в городе пропадать люди? Что Фридька — иголка?

Майя, похолодев, слушала.

— Столько новостей! Дворника с мужиком в бурках забрали. И какую-то Варвару ихнюю… и убитую заведующую забрали бы. Это воровская шайка, оказывается.

Майя медленно осмысливала сказанное подругой. Сердце её сжалось, она представила Фридьку замерзающим на улице.

Подруга подала Кадика.

Майя погладила его, поцеловала в тощую морду, в слезящиеся глаза, а перед ней стояли задиристые глаза Фридьки.

Внезапно у двери послышался голос Софьи Константиновны.

— У вас дверь приоткрыта, тепло выходит. Слава Богу, очнулась. Мы буквально приготовились к самому печальному…

— Не умерла, — неласково отрезала Майя. — А он пропал!

— Кто пропал? Господи, у вас есть котёночек. Какой чудный, буквально душка. А где мама?

Увидев расстроенное лицо девочки, повернулась к Мане.

— Её нельзя волновать. Тебя пригрели, облагодетельствовали, а ты себя как ведёшь?

Маня опустила голову.

— А может быть, он на фронте? Не мог же он заблудиться. Дурак он, что ли, пропадать в своём городе? — засомневалась Майя.

— Ты жестокая девочка. Маня, — громко отчеканила Софья Константиновна.

Майя настороженно глянула на неё, и тут её словно прорвало. Словно она нашла отдушину, чтобы её горе и бессилие перед судьбой выплеснулись.

— Сами вы жестокая, — с ненавистью сказала она, глядя в глаза Софье Константиновне. — У вашего Петра Андреевича ноги в ваши опорки не влезают, с них вода течёт, такие они синие и опухшие. А вы не видите. А лицо его вы тоже не видите? Почему вы его не кормите, свои тряпки жалеете?

Она вспомнила слова Петра Андреевича.

— Луковица сейчас может человека поставить на ноги. Или, например, мясной бульон. И картину не даёте писать, а это его лебединая песня… И ещё вором хотите сделать… Не надо мне вашего рояля. У вас мамикрия, вот!

— Мимикрия, — потерянно поправила Софья Константиновна. — Господи, она бредит. Кто же сейчас купит рояль? Разве что на дрова. Я приду позже…

Она вышла из комнаты, забыв закрыть за собой дверь.

— Ты чего? — проговорила Маня.

— Ты не могла Кадика покормить? Он же еле живой! — накинулась взбудораженная Майя на подругу. — Скажи, Юрика при тебе уносили?

— Ага. Им манную кашу дают. Со всего города собирают… у кого матери умерли… А молоко тебе оставили, ты же болела. Твоя мама тебя, как маленькую, с ложечки поила. Ты не глотаешь, проливается… Я думала, думала и Кадика подложила, когда твоя мама не видела… Он преспокойно слизывал у тебя с подбородка. Я и сама думала слизывать, да неудобно. Он и щёки твои облизывал. И нос. Прямо не оторвать было, так он тебя полюбил! Знаешь, среди двора накопилось столько мусора! Как гора! А твоя мама меня кормила два раза хряповыми щами. Такие они вкуснющие, все пальчики перелижешь! У вас и повидло земляное, и хряпа уже кончаются. Что вы будете есть?

— Скоро фашистов прогонят. Не каркай.

— Я говорю, а не каркаю. Что я, ворона, по-твоему? — обиделась Маня и замолчала.

— Скажи, я жестокая? — спросила Майя.

Подруга выпучила глаза

— Молчишь, — презрительно выдавила Майя. — Все вокруг пропадают, умирают, а я радуюсь, что не умерла.

— Это организм твой радуется. Тебя не спросясь.

Это сказала Наталья Васильевна. Она уже пришла и раздевалась у вешалки.

— Продала?

Наталья Васильевна устало села на диван, покачала головой.

— Облава была… Кого забрали, а кто убежал. Кому хочется в пикет? Вот за деньги купила кусочек дуранды. И то в переулке возле рынка. Денег-то немного было…