Владимир Першанин - Не промахнись, снайпер!

— Федор, садись с напарником в первую машину, — скомандовал он.

Набилось человек двадцать, полуторка даже присела от перегрузки. Лейтенант Егоров тоже улыбнулся мне, но как-то растерянно, мельком. Сидели, обнявшись, чтобы не так подбрасывало на ухабах, со Степаном Кращенко.

— Ты все никак от своей самозарядки не избавишься? — сказал он. — Наши уже все повыбрасывали. Ненадежная винтовка.

— Следить лучше надо. Меня не подводит. Как дела дома?

— Так себе. Сейчас если новости, то обязательно плохие. Похоронки идут, бабы за счастье считают, когда мужик без руки или ноги вернулся. Хоть калека, зато живой.

Двенадцать грузовых машин, полуторки и «ЗИС-5» на скорости двигались по песчаной дороге, проложенной между холмами. Благо прошел дождь, и мы не вязли. Итальянцы, хоть и прижатые артиллерийским огнем, открыли огонь из 75-миллиметровок. Дорога виляла, кое-где нас закрывали холмы и кустарник. Но одну машину все же подбили. Она остановилась, за ней остальные. Чистяков, выпрыгнув из кабины, подбежал к дымившейся полуторке:

— Бойцам срочно загрузиться в другие машины. Быстрее!

Завыл (не подберешь другого слова) очередной снаряд. Столб мокрого песка взметнулся на холме, неподалеку от нас. Хорошо, что калибр небольшой и снаряды зарываются в песок Осколки летят в основном вверх. Но если шарахнут из «стопяток», нам придется туго. Машины, сползая с укатанной колеи, ревели моторами и медленно обходили уже загоревшуюся полуторку.

Водитель на твердом месте приостановился, дожидаясь капитана.

Мимо нас одна за другой проскакивали полуторки и «ЗИС-5». Чистяков уже бежал к нам. Как много на войне значит случайность. Снаряд ударил прямо под кузов «ЗИС-5», обогнавший нас. Если в полуторках размещались по 18-20 человек, то в «ЗИС» загружали целый взвод. Фугас снес половину кузова, разбрасывая убитых и раненых, обломки досок. Водитель растерянно глянул на Чистякова.

— Вперед. Возле машины тормозни.

Страшное оказалось зрелище. Мы остановились лишь на десяток секунд, в глазах четко отпечаталось то, что творилось возле загоревшегося «ЗИС-5». Обрубок человека без обеих ног, два трупа в окровавленных шинелях. Тело одного из бойцов, отброшенное метров на пять, лежавшее в немыслимой позе, с вывернутыми, перебитыми руками-ногами. Куски чего-то мясисто-красного, лопнувшая каска, исковерканный станок пулемета. В разные стороны расползались раненые, их было не меньше десятка.

Чистяков кричал черному от копоти лейтенанту:

— Если кто способен, прыгайте к нам в кузов! Лейтенант, перевязывай раненых. Потом организуй эвакуацию.

— Что? Я не слышу! — кричал в ответ контуженый лейтенант.

Трое-четверо перелезли через борт в нашу полуторку. Не дожидаясь остальных, рванули с места. Уходя из зоны обстрела, где густо взрывались снаряды, все же поймали несколько осколков. Отколотая щепка ударила Степана Кращенко в руку. Он охнул и заматерился. Через несколько минут от заднего борта сообщили:

— Тута вот, мертвяка везем. Швыдкову осколок голову пробил. Че делать?

Машина шла с большим перегрузом. Чистяков, снова тормознув, сам убедился, что боец убит наповал, и приказал:

— Отнести на обочину.

Швыдков, немолодой красноармеец, воевал в составе роты еще с весны. Тогда, в сарае-ловушке, он спорил с Чистяковым, что бессмысленно лезть с голыми руками на танк. Он прошел бои, отступление, вроде неплохо воевал, и вот поймал шальной осколок, прилетевший издалека.

Мы прибыли в расположение соседней дивизии, потеряв убитыми и ранеными около двадцати человек. Остальные сто девяносто торопливо занимали позиции, которые нам указали. Один взвод отправили на левый фланг. Два, под командованием Чистякова, оставили в том месте, где итальянцы нанесли главный удар.

Такой же прибрежный лесок, как наш, перемололо авиабомбами и тяжелыми снарядами. От осин остались голые стволы, высотой два-три метра, молодые деревья вырвало с корнем. Дубы устояли, но часть веток срезало, как пилой. Обломки деревьев и всякий хлам громоздился повсюду, кое-где горел сушняк. Траншеи, вырытые в песчаной почве, хоть и скрепленной корнями, были перепаханы и наполовину засыпаны.

Тела убитых утром бойцов вытащили наверх, раненые сидели и лежали на дне траншеи. В землянки и блиндажи лезть никто не хотел. Стокилограммовые бомбы и гаубичные фугасы, попадая в них, превращали укрытия в братскую могилу. Мы лихорадочно работали лопатами, выбрасывая песок, углубляя траншеи и гнезда для стрельбы. Пока копали, нам рассказали, что на рассвете немцы бомбили позиции полка, после чего полетели снаряды и мины. Выбыла из строя едва не половина личного состава. Затем итальянцы под прикрытием дымовой завесы пытались форсировать Дон.