Анатолий Сульянов - Расколотое небо

Геннадий с трудом открыл глаза и увидел яркую белизну потолка. Хотел повернуть голову и посмотреть вокруг, но почувствовал, как все тело отозвалось резкой, пронизывающей болью. «Где я? — недоуменно подумал он. — Почему так болит нога?» Тревога наполнила его, и он, напрягая память, начал вспоминать.

— Не волнуйтесь, Геннадий Александрович, нога цела, — тихо проговорил врач. — В гипсе нога. В общем, все, кажется, обошлось.

— А летать… летать буду? — спросил Геннадий срывающимся голосом.

— Думаю, что будете.

— Спасибо, доктор! Спасибо…

— Благодарить еще рано — многое будет зависеть от вас. Судя по первым впечатлениям, вы человек волевой, боль при операции перенесли удовлетворительно. Оперировать-то пришлось без наркоза. Теперь дело за вами. Гимнастика для вас — больше, чем хлеб.

В дверь постучали. Врач поднялся.

— Войдите.

На пороге показались Горегляд и Северин.

— С разрешения начальника госпиталя на десять минут, — доложил Северин.

Врач согласно кивнул и вышел.

— Что же это ты, товарищ Васеев, себя не уберег? — Горегляд присел на стул и поглядел на Геннадия. — В воздухе с пожаром справился и машину спас, а на земле чуть не погиб. Мы с Юрием Михайловичем как узнали, не сговариваясь, — в штаб. Пока полковой врач до госпиталя дозвонился…

— Да, — вступил в разговор Северин, — задал ты тревоги всему полку. Летчики не ушли домой, пока не узнали о твоем состоянии. А друзья твои — Кочкин и Сторожев едва из гарнизона к тебе не убежали. Командир вернул с проходной — на водовозке устроились. Ну ладно! Хватит о вчерашнем дне. Самочувствие-то твое как?

Геннадий подтянулся на локтях, лег поудобнее, положил руки поверх одеяла и ощутил на себе настороженные взгляды командира и замполита. Говорил медленно. Часто поглядывал на упрятанную в гипс ногу. Только когда коснулся встречи с Устякиным и обещания помочь сделать тренажер, лицо его порозовело, глаза наполнились блеском и весь он взбодрился.

— Жаль, что дело теперь застопорится.

— Почему застопорится? — не согласился Горегляд. — Поручим твоему дружку Сторожеву. Соорудит, как требуется! Главное, не залеживайся здесь. Чуть нога окрепнет, давай в полк. По себе знаю — полежишь месячишко и начнешь клекнуть. Встанешь с кровати — из стороны в сторону словно ветром качает. Физкультурой займись. — Горегляд поднялся со стула и взял руку Васеева: — Носа не вешать! Побольше бодрости. Пошли, Юрий Михайлович! — кивнул он Северину. — Надо к водителю зайти. У него, говорят, дела получше — царапинами отделался.

— Товарищ командир! — негромко произнес Васеев, обращаясь к Горегляду. — Вопрос разрешите?

Тот кивнул.

— Вам не приходилось слышать о подвиге лейтенанта Кремнева? Он, говорил бывший авиамеханик Устякин, знамя полка спас. Не наш ли это генерал?

— Не слышал. Может, однофамилец?

— По рассказу Устякина, лейтенант Кремнев похож на нашего комдива.

— При встрече спрошу. Ну, Васеев, выздоравливай! — Полковник поправил халат и вышел в коридор. Северин кивнул лежавшим на соседних кроватях больным и осторожно вышел за ним.

— Интересные в авиации начальники, — позавидовал сосед по палате, лейтенант-танкист. — Беда только случилась, а они тут как тут.

— Точно, — откликнулся Васеев. — Внимательные. И о деле беспокоятся. И людей любят.

После возвращения из длительной командировки Кремнев на следующий день вместе с Сосновцевым вылетел в полк Горегляда.

Две недели назад, после получения директивы о переходе на новый метод полетов, Степан Тарасович весь день был сумрачным и неразговорчивым; Северин дважды заходил к нему, предлагал собрать руководство полка и эскадрилий, но Горегляд молчал. И только к вечеру, когда заканчивался тренаж летчиков, зашел к Северину.

— Сердцем чувствую, что ПМП — это ошибка, — тихо проговорил он. — Но что делать… Надо начинать перестройку…

И теперь, докладывая генералу Кремневу о ходе испытаний и летной подготовке, он едва сдерживался, чтобы не высказаться о всей накопившейся в нем горечи.

Кремнев и Сосновцев беседовали с Севериным, Тягуновым, Брызгалиным, Черным, Выставкиным, заслушали командиров эскадрилий и начальника ТЭЧ, побывали на стоянках самолетов, встречались с летчиками и техниками, анализировали планы-графики и плановые таблицы полетов.

Вечером, уставшие и озабоченные, направились к гостинице, расположенной в одном из жилых домов возле сосняка.