Святослав Сахарнов: Камикадзе. Идущие на смерть

— Бабы, ужас-то какой: в штабе, говорят, объявление висит — наших двоих убили! Подумать только.

Женщины у плит загалдели: кого, где?

— Дура, кто тебе скажет — где. Война!

Коричневая жидкость взрывом вылетела из кружки. Как выбежала из кухни, как пробежала коридор — не помнила. Накинув кофту, — ноги заплетаются, только бы не упасть, — помчалась к штабу.

У дверей уже стояли молчаливые матросы и женщины. С белого, с черной каемкой листа сорвалась, упала к ее ногам фамилия. Он!

— Твой ведь тоже ушел? — спросил кто-то. — Не бойся, тут не он, тут какой-то Нефедов.

Покачиваясь, побрела назад. Дома долго сидела на кровати молча. В глаза бросился висящий на стене, полуприкрытый газетой, мужнин китель. А Нефедова больше нет… Встала и безмолвно начала собирать вещи. Что оставила, не помнила.

Когда проходила пропускной пункт, дежурный матрос спросил:

— Почему с чемоданом?

— Тут белье.

— Проходи!

Подошел автобус, затолкала чемодан под сидение. Сидела, не замечая, как текут мимо — порыжелый склон сопки, карьер, в котором экскаватор сгребает мелкие желтые, серые камни. Наконец появилась городская окраина, первые дома, проплыл Гнилой угол. Автобус перестало трясти — выехали на асфальт. Началась улица.

От последней остановки до вокзальной площади шла пешком. Болели, чемодан оттянул, руки. В очереди у кассы стояла недолго — московский поезд завтра. Где ночевать? Какая разница — прямо здесь, в зале.

Осталась. Поняла — Нефедов…

Ветер развеял дым от сожженных полей гаоляна. Волны замыли на песчаных пляжах следы солдатских сапог и танковых гусениц. Кончилась война на Тихом океане. На половину земного шара раскинулись ее фронты. Через водную пустыню за тысячи миль везли на нее в судовых трюмах солдат из Америки, через бескрайнюю сибирскую равнину тащили в теплушках краснозвездных уроженцев Поволжья и Казахстана. А еще — японцы, китайцы, австралийцы, жители Вьетнама и Филиппин… Миллионы со всех концов океана.

Это была особая война. Не было никогда таких боев на море. Тысячи судов, десятки тысяч самолетов. Невиданные корабли с плоской палубой, с которой, как с аэродрома, взлетают машины. Большие и маленькие корабли, способные подходить носом к берегу и высаживать роты солдат и взводы танков.

Но столкнулись не только корабли и солдаты. Сошлись народы, по-разному понимающие, что такое добро и зло, полагающие за счастье разное, по-иному считавшие свое место в мире. Разными, не похожими были у них боги, по-разному думали и воспринимали вселенную их ученые, художники и поэты.

Японец оказался существом загадочным. Судьба его осталась так и не понятой. А ведь это был народ, веками приученный к беспрекословному повиновению, который в повиновении ощущал свою силу. Он следовал известным только ему обычаям и предписаниям, их истинности веками учили красочные предания и легенды. Он выигрывал одно сражение за другим, и это укрепило его веру. И вот теперь на него обрушилась война небывалая — война машин. Все рухнуло, погибло то, чему столетиями поклонялся он, а если не погибло, то оказалось не нужным. Что могла значить в такой войне покорность? Зачем собрались на мысе Марпи-Пойнт тысячи? Какой прок был от жертвенности юношей с белыми повязками на головах? Для чего садились они в кабины обреченных на крушение самолетов? Что толку от готовности четырех тысяч моряков, посланных на гигантском корабле к дымящемуся острову Окинава? Убежденность столкнулась с рассудочной необходимостью. Никогда жертвенность не оказывалась столь бесполезной.

Война кончилась одним грандиозным взрывом. Кончилась огнем, взметнувшимся до самого неба. История схлопнулась, часы во всем мире остановились. Они остановились, чтобы начать отсчитывать новое, совсем другое время.

Берег у мыса Херсонес — это голая продуваемая морскими ветрами степь. По выжженной земле стелется желтая колючая трава. Невдалеке на окраине Казачьей бухты стоит небольшое белое здание — детский сад. День за днем из него сюда на прогулку приходят дети. Их приводит, на вид еще молодая, одетая в темное, женщина. Дети разбегаются по степи, из-под их ног прыскают в стороны пятнистые юркие ящерицы. Дети ловят их, а над степью парят прилетевшие от маяка хищные чайки. Маяк стоит на самой оконечности мыса. Здесь много раз грузились на пароходы последние из покидавших город отрядов. Красные, белые, русские, немцы, румыны. Лодками, катерами, а то и вплавь добирались до судов брошенные генералами солдаты.