Алесь Адамович - Война под крышами

– Где ваша собака? – беспокойно спросил Толя.

– Волки украли.

Глазки хитро засветились. Толя понял: собака мешала ночным гостям. Трудно понять, что сделало Лесуна партизанским связным. Когда только пришли немцы, он явился в поселок и прошествовал мимо клуба с какой-то очень торжественной миной. Но важничанье его вызвало лишь веселые замечания: Артема никогда всерьез не принимали.

– Лесун, тебя разыскивают, повезут в Германию, чтобы научил их хозяйство ладить.

– А вот брови сбреют – киндеры пугаться будут.

После того разговора с комендантом, о котором рассказывал Казик («Старой власти не слушался и наши законы нарушать хочешь»), Лесун засел у себя на хуторе, как медведь. И вот – связной. Возможно, ему, хитрому хуторянину, выгодней и безопасней дружить с ночными гостями, чем с дневными. А может быть, главное и не расчет, а, наоборот, свойственная Лесуну склонность к рискованным комбинациям. Или прав комендант: не умеет Лесун с властями уживаться.

Спокойно выслушав очень горячую и не очень связную Толину речь, Артем снял с изгороди ватник (в нем он и зимой и летом), накинул на плечи. Прикрыл скрипучие ворота гумна. Уже сделав несколько шагов со двора, не оборачиваясь, сказал:

– Иди в хату, там – баба.

«Баба» встретила Толю в сенях. Она уже давно следила за тем, что делалось во дворе, но спросить Лесуна, куда он отправляется, не решилась. Услужливый для чужих, Лесун дома – настоящий черт. Мама уже его отчитывала за то, что он снова взялся бить свою старуху. Бьет и приговаривает: «Это тебе не при Советах». Толя знает, что перед войной шестнадцатилетний сын Лесуна съехал куда-то и даже писем не слал. Когда глядишь на жену Лесуна – почти онемевшую женщину с черными руками, не верится, что и она когда-то была молодая, смеялась, может быть, пела.

Вот так, видимо, жил и дед, от которого ушла Толина мама.

– Молочка попей.

Это обращались к Толе, к партизанскому связному.

– Я и воды могу, – неискренне отозвался Толя.

Ему не поверили и вынесли молока в тяжелой медной кружке. От кружки, что ли, но молоко невероятно холодное и вкусное.

Толя уловил какой-то непонятный, беспокойный взгляд женщины, и ему сделалось не по себе. Отошел к сараю, сел на жердь изгороди так, чтобы видеть лес и поле.

Скоро будут стрелять. Успеет или не успеет Артем? А если немцы завернут на хутор? Или перехватили Лесуна и ведут сюда? Толе же не сказано дожидаться возвращения Артема. И мама волнуется. Обдумывая все это, Толя уже перенес ноги через изгородь.

В лесу ощущение опасности прошло, но не стало и того чувства тревожной радости, с каким Толя бежал на хутор. Ведь он струсил. Он не ушел, а убежал, даже Артемиху не предупредил. Но чем ближе к дому, тем больше росла в нем новая радость, радость от мысли, что сейчас его увидит мама. Толя не спеша прогулялся по шоссе против окон аптеки, зная, что она уже видит его. И только тогда пошел в дом. Он смотрел, как мать переходила шоссе: в белом халате, с лицом озабоченным, серьезным. Озабоченность не сошла с ее лица и после того, как она вошла в кухню и увидела, что сын жив-здоров.

– Ну что? Успеет он?

С непонятной ему самому обидой сын ответил:

– Конечно. А я побыл, а потом домой ушел. Чтобы не думали тут чего…

Но и теперь мать, казалось, не обратила внимания на то, что сын вернулся благополучно.

– Боже, что будет! Виктора не впереди, а сзади поставили. Места себе не нахожу. А тут еще Любовь Карповна. Павел ходил предупредить, чтобы ушла из дому, так она обругала его. Сумасшедшая! Теперь бойся: если что случится – выдаст, ничего же не понимает.

Мать ушла в аптеку. На душе у Толи пакостно. Еще ничего не кончилось, а ты радости захотел. Партизан!

Вот – далекие выстрелы. Несколько. И снова тихо. Опять приходила мать. Шепталась с Павлом. Она страшно нервничает:

– Может, уйти вам из дому?

Боя так и не услышали.

Возвращались: полицаи впереди, немцы позади. У Виктора голова забинтована. Ходят разговоры о какой-то стычке его с Пуговицыным.

Толе повезло. Он сидел в аптеке, когда вдруг заглянул Виктор за бинтом. Больных не было. В ответ на смущенную улыбку старого друга Виктор весело засверкал крепкими зубами:

– Здравствуй, Толя.

Теперь Толя ответил. И покраснел от счастья. Он глядел на Виктора во все глаза, будто давно не видел его. Кстати, не у одного Толи такие глаза. У Нади – тоже. Мама спросила:

– Что там случилось у вас? Он что, догадался?

– Пожалуй – нет. Все шло, как надо. За поселок вышли – нас, как положено, вперед.