Бернгард Рогге - Рейдер «Атлантис». Самый результативный корабль германского ВМФ. 1939-1941

Среди секретных документов, захваченных на борту «Багдада», был один особенно важный – описание рейдера, основанное на сообщениях с «Эксетера», озаглавленное «Доклад о подозрительном судне». Имелись две фотографии «Скалы» с линии Ганзы, а затем следовало описание «корабля, замеченного в Южной Атлантике 2 мая 1940 года», которое в точности соответствовало «Атлантису». На «Эксетере» почуяли неладное. Я решил как можно сильней изменить внешний вид судна, соорудив на носу и корме дополнительные мачты из пустых бочек, которые в изобилии имелись на борту. В разговоре с Армстронгом Уайтом, шкипером «Багдада», выяснилось, что он не уделил должного внимания донесению с «Эксетера». Он подчеркнул, что в нем не упоминалось о рейдере; «подозрительный корабль» мог оказаться и торговым судном, прорывавшим блокаду союзников. Было известно, что таким кораблям удавалось прорваться, хотя о некоторых имелись сведения, что они захвачены или потоплены. Во всяком случае, сказал он, донесение пришло из Южной Атлантики и устарело на два месяца. Кто мог ожидать, что подобное описание останется в силе спустя столь долгое время? Капитан Уайт сообщил мне, что в соответствии с инструкциями он рыскал короткими зигзагами на рассвете, в сумерках и в туманную погоду, и ежедневно менял курс. Он следовал в составе конвоя из Гибралтара и обогнул мыс Доброй Надежды за пределами 100-фатомной [16]зоны; в Лоренсу-Маркише он прослышал о том, что в Индийском океане появился некий рейдер, но все эти разговоры смахивали на обычные слухи и были настолько неопределенны, что он не обратил на них внимания.

Из всего этого я сделал вывод, что противник не только не имеет никакого представления о нашем местоположении, но вообще имеет смутное понятие о нашем существовании. Я принял решение больше не уклоняться к югу и в соответствии с принятым решением вновь взял курс на запад.

«Дым по левому борту!» – одновременно двое впередсмотрящих подняли тревогу. Это случилось в субботу, 13 июля, в 9.34 утра. Над туманным горизонтом висела узкая темная полоса; под ней вырисовывались труба, мачты и надстройки какого-то корабля. Если его впередсмотрящий был таким же зорким, как наш, то они давно должны были бы заметить «Атлантис». Для того чтобы не дать заподозрить нас раньше времени и выиграть тактически, я приказал повернуть на 20° влево; и как раз в этот момент из радиорубки донесли, что вблизи работает передатчик противника. Несомненно, вражеский корабль собирался вести передачу.

Я приказал артиллеристу не терять времени и дать предупредительные выстрелы. «Если я приказываю открыть огонь, пустите в ход все имеющиеся под рукой орудия и уничтожьте вражескую радиорубку!» Когда Кэш подчинился моему приказу, я велел снизить скорость с 9 до 7 узлов. Вражеский корабль – достаточно большой – шел с самым невозмутимым видом и только лавировал у нас за кормой в соответствии с международными правилами судовождения. Мы медленно и ненавязчиво лавировали вместе с ним, чтобы сократить расстояние, которое все еще оставалось существенным. Противник не придал этому никакого значения, и расстояние стало сокращаться. В 10.09 оно составило 1500 метров; мы сбросили маскировку и открыли огонь.

Первые четыре залпа пришлись мимо цели, но пятый и шестой накрыли мишень. Мостик охватило пламенем. Один снаряд проделал пробоину прямо над ватерлинией, второй угодил под мостик, а третий повредил паропровод.

– Ведет ли противник передачу? – несколько раз запрашивал я, но каждый раз получал отрицательный ответ.

Затем корабль противника поднял флаг «К» – «Я стопорю ход», – и мы прекратили огонь. Наша внезапная атака увенчалась успехом, и враг покорно сдавался, даже не пользуясь рацией. Мы медленно подошли к корме противника. Через бинокли мы наблюдали, как грузятся и спускаются на воду шлюпки и идут к нам; наши маскировочные откидные борта были снова закрыты, а абордажная команда готовилась ступить на борт захваченного судна. Все шло согласно плану. Я уже смог прочесть название захваченного корабля – «Кеммендайн». Учитывая, что на судне имеется достаточно кают для размещения пленных, оно вполне годилось для отправки домой вместе с пленными под видом корабля, прорвавшего блокаду, – при условии, что на борту хватает топлива, – но прежде всего следовало потушить пожар на мостике и починить поврежденный паропровод.

Мои мысли были прерваны в тот момент, когда прозвучал выстрел из орудия и над мостиком просвистел снаряд. «Кеммендайн» открыл огонь – девять минут спустя после сдачи, когда к нам уже шли шлюпки, а на нок-рее развивался сигнал, запрашивающий медицинскую помощь! Я приказал Кэшу открыть ответный огонь и дал команду «полный вперед». Камуфляжные откидные борта вновь открылись, и спустя секунды на корму британского корабля обрушился шквал смертоносного огня. Я видел на корме рядом с орудием одинокую фигуру артиллериста, но, как только был открыт ответный огонь, он бросился прочь от орудия, и мы немедленно прекратили стрельбу. Меня переполнял гнев, и я клялся, что предам этого дурака военно-полевому суду.