Бернгард Рогге - Рейдер «Атлантис». Самый результативный корабль германского ВМФ. 1939-1941

– И последнее, – заключил я. – Отныне мы ни при каких обстоятельствах не станем вступать в сражение с боевыми кораблями противника или с эскортом конвоев. Будем использовать нашу маскировку до последней возможности, но, если ситуация станет безвыходной, попытаемся уничтожить противника внезапной атакой. Также мы не станем нападать на транспортные конвои и пассажирские суда, поскольку те, как правило, превосходят нас в скорости и вооружении; и даже если нам удастся одержать над ними верх, их пассажиры и экипажи несомненно доставят нам затруднения.

На следующий день наша японская маскировка была полностью завершена. Темноволосые матросы, без очков, с белыми головными повязками и в форменных рубашках, выпущенных поверх брюк, драили палубу. Какая-то женщина возила по борту судна детскую коляску; на шлюпочной палубе шестеро «японцев» развалились в шезлонгах. Все было готово для нашей первой победы. Но в последующие дни с юго-востока дул сильный вере и бурное море заливало мостик, а корабль качало от носа до кормы. Вряд ли это была подходящая погода для поиска и атаки судов. Более того, шторм набирал силу.

Вечером 1 мая немецкие и итальянские радиостанции передали сообщение, что Британия решила увести свой флот из Средиземного моря. Насколько можно было верить этим вестям? Не исходили ли они из британского министерства иностранных дел? Могло ли выражение «уход кораблей» означать что-либо еще, кроме того, что суда покидали Средиземное море и пускались в путь вокруг мыса Доброй Надежды? Если дело обстояло именно так, то было бы разумнее прежде всего заминировать участок у мыса Агульяс, как я и предлагал с самого начала, прежде чем получил приказ Морского штаба выйти на трассу Кейптаун – Фритаун. Но теперь было поздно менять наши планы, и в любом случае – приказ есть приказ.

Три дня мы курсировали по маршруту Кейптаун-Фритаун. Наконец в четверг 2 мая 1940 года наш впередсмотрящий с топа мачты заметил по левому борту дым. Я немедленно взял курс на 40° влево, чтобы сблизиться с незнакомцем; «японцы» заняли свои места на палубе, а остальные скрылись из вида. Из радиорубки доложили, что неподалеку активно посылает сообщения бельгийское судно под названием «Тисвилл». Как только впередсмотрящий прокричал «Вижу дым из пароходной трубы противника!», «Тисвилл» прервал передачи посередине предложения.

Спустя несколько минут на горизонте показался незнакомый корабль. Его серый корпус и черная труба, похоже, свидетельствовали о том, что это действительно «Тисвилл» и принадлежит он страховой компании Ллойда, но плавает под бельгийским флагом. Когда судно шло мимо нас на расстоянии 15 километров, мы определили, что это большой пассажирский лайнер. Мы постепенно изменили курс, потому что атаковать пассажирские суда было неблагодарной задачей, но в любом случае появление этого корабля утвердило нас в мысли, что мы вышли на верную судоходную трассу. Однако когда судно миновало нас, мы поняли, что это никак не может быть «Тисвилл». У него на корме на орудийной платформе было установлено орудие калибра 4,5 дюйма, а на надпалубных надстройках стояли легкие зенитные пулеметы. Может быть, это вспомогательный крейсер? Судно находилось от нас на расстоянии 11 километров, и, судя по числу шлюпок – по три с каждого борта и одна на корме – и по общему виду шлюпочной палубы, пассажиров на борту было немало. И в случае приближения экипаж судна был готов послать сигнал SOS. Я принял решение не атаковать корабль. Он шел на высокой скорости курсом северо-северо-запад, не поднимая флага, и экипаж не занимал мест у орудий. Своими стройными очертаниями и крейсерской кормой судно напоминало один из лайнеров компании Эллермана типа «Эксетера» или «Венеции» водоизмещением около 8000 тонн, берущий на борт от 170 до 200 пассажиров.

На следующий день появился другой корабль. Мой рулевой первоначально заметил на горизонте слабый дым, напоминающий слой тумана. Дул свежий ветер, на море было сильное волнение, видимость менялась от ясной до туманной, иногда море просматривалось до самого горизонта. Как только поймал в окуляры бинокля струю дыма, я объявил боевую тревогу и приказал дать полный ход. Экипаж с грохотом и топотом занял места согласно боевому расписанию. Воцарилась тишина, прерываемая только голосом офицера-артиллериста, корректировавшего показания дальномера.

Трубу противника мы заметили в 14.07, и я резко повернул влево; вражеский корабль следовал курсом, который неминуемо должен был пересечься с нашим на уровне бушприта по направлению с правого борта к левому. Дистанция составляла около 17 тысяч метров; по-прежнему было слишком рано, чтобы точно распознать противника. Но когда в поле зрения появился корпус корабля, мы смогли рассмотреть, что на трубе у него красная полоса, флаг не поднят, но на корме стоит орудие. Радиорубка находилась позади трубы. За полчаса дистанция сократилась до 10 тысяч метров, но до поры до времени ни один из нас не подал виду, что заметил другого. Наша мишень безусловно не осознавала, что за 11 минут мы трижды меняли скорость, чтобы сохранить наше сближение постоянным и равномерным. Это следовало из того, что судно противника ни разу не меняло курс.