Джеймс Джонс - Только позови

— Да-да, я знаю.

— И они местность знают, джунгли эти. Но мы их побьем, все равно побьем.

— Конечно, побьем, еще как!

Уинч не заметил, как опрокинул второй стакан. Д. К. снова налил ему.

— Джунгли, оно конечно… Так куда тебя ранило?

— В ногу.

— Ну и как?

— Порядком задело, Д. К. По правде сказать, очень даже.

— Еще и приступ сердечный был?

— Да нет, просто шумы в сердце, как говорят медики. Потом с лихорадкой провалялся и с тропической малярией. Вот я и прикинул, что теперь можно и домой. Пора уж, наверное.

— Я так и понял, так и понял, — хихикнул Д. К., и его густые брови подпрыгнули.

Уинч сделал вид, что до него не дошло. Третьего стакана как не бывало. Неразбавленное американское виски, если толково приготовлено, — это же божеское питье. Пусть, кому нравится, зальются шотландским, а ему довольно склянки сиграмовской «семерки». Хоггенбек придвинул ему бутылку.

— Наливай. Я воздержусь, а то в голову ударит. Работенка есть кое-какая. А ты давай, давай!

Уинч покачал головой.

— Ты что? Всегда же перепивал меня и вообще любого. — Улыбаясь, Хоггенбек откинулся в своем роскошном вращающемся кресле и начал излагать, что он собирается сделать для Уинча.

Незачем ему проходить бюрократическую волокиту. К вечеру он сделает ему увольнительную денька на два-три. А то и на пять, если выгорит. Потом еще на пять и еще. Когда Уинч немножко подлечится, он устроит его на транспортный самолет, и лети в любой госпиталь, куда захочется.

Уинч был настолько угнетен, что совсем забыл, что Фриско — это Фриско. Д. К. напомнил ему.

— У меня даже обмундирования нет.

— Да выдадут тебе обмундирование! — Д. К. схватил книжку ордеров и ручку.

— Знаю я это госпитальное обмундирование, — протянул Уинч. Он понял, что ему никуда не деться от этого приступа великодушия.

— Выйдешь за ворота и дуй прямо к портному! — радовался Д. К. — На Маркет-стрит тебе в любой лавке мигом сделают офицерскую форму с погонами, легкую такую, знаешь? Тридцать шесть долларов всего-то и берут.

Хоггенбек поинтересовался, есть ли у Уинча деньги. В случае чего он может раздобыть ему разрешение на получение части жалованья.

Уинч сказал, что деньги у него есть.

— Прекрасно! Этого пока хватит. Знаешь, Март, я даже завидую тебе. Ты закачаешься, когда увидишь город. Фриско стал совсем другим. Бурлит, как во времена Золотой лихорадки.

Он был бы рад пригласить его к себе домой на обед, добавил Д. К. Но он, конечно, понимает, после тропиков Уинч вряд ли рвется на скромное семейное застолье с его старухой.

Покончив, как он выразился, с мелочами, Хоггенбек придвинул кресло поближе и сказал, что имеет кое-что сообщить. Как только он увидел Уинча в списках, он сразу же начал закидывать удочки. Дело в том, что, сидя здесь, он может переправлять транзитных куда пожелает. Уинчу лучше всего попасть в Люксор, штат Теннесси. Он, правда, знает, что Уинчева жена проживает в Сент-Луисе, — он уже успел заглянуть в его личное дело, — и это может, конечно, помешать. Но если Уинчу не хочется ехать в Сент-Луис, то он может устроить ему что-нибудь вполне приличное.

— Между нами, Д. К., не тянет меня в Сент-Луис, — сказал Уинч. — И если моя супружница не получит официального уведомления, куда меня направили, я ей-богу не огорчусь.

— Это мы сделаем, сделаем, — быстро отозвался Д. К. — Бумаги-то, бывает, теряются.

Его идея в том, что в Люксоре, помимо всего прочего, находится штаб Второй армии и им вот-вот понадобится новый главный сержант для отделения личного состава. Фрэнк Мейнард едва ноги таскает, его все равно скоро уволят. У него, Хоггенбека, сохранились связи кое с кем из его прежних командиров, которые сейчас там, и он уже провел разговор. Когда Уинч в Люксоре выйдет из госпиталя — если, конечно, он согласится туда поехать, — его в любом случае откомандируют в распоряжение штаба Второй армии. А уж там само собой пойдет. Он просто попадется на глаза нужному человеку, и дело с концом.

— Так вот, Март, — щерился Дока, — если тебя это интересует, я им сегодня же черкну. Ну как?

Работенка стабильная, спокойная, не бей лежачего, как сказал Д. К., чистая синекура — такая и нужна Марту и таким, как он; он ее заслужил. А старик Мейнард не обидится, ему так и так уходить.

Уинч поднял голову. Это была тонкая, деликатная операция, где взвешен и рассчитан каждый ход. На такое способны только опытные кадровые военные. Уинч сам был старым махинатором и мог оценить всю красоту задуманного фокуса.