Георгий Савицкий - Штрафники против асов Люфтваффе. «Ведь это наше небо…»

Но все же особое значение придавалось «идейным» антисоветчикам, таким, например, как уроженцы Прибалтики или Западной Украины, областей, сравнительно недавно вошедших в состав Советского Союза. Фамилии Сишко, Киевский, Пьянчук, Олийнык [53] Фамилии — подлинные. Цитируются по статье Михаила Жирохова «Краснозвездные крылья люфтваффе», сайт airwar.ru. говорят сами за себя.

Именно к такой категории относился и Евгений Омельченко. Родом он был из Дрогобыча и до прихода советской власти батрачил на польского пана-помещика. После того как Лемберг стал Львовом, жизнь простых людей изменилась, но отношение к новой власти стало еще хуже.

Парадоксально, но учась за счет Советского Союза, получая возможности для развития, Евгений Омельченко и многие его сверстники этот же самый Советский Союз и ненавидели. Ненавидели за его необъятность, за масштабность замыслов, которые не шли ни в какое сравнение с обывательским «раем». Ненавидели за то, что нужно элементарно работать, чтобы чего-то достичь. Гораздо проще было обвинять не важно кого — Речь Посполиту, или Имперскую Россию, или Великую Красную империю — СССР, во всех грехах и втихую завидовать, осознавая свою ничтожность. Ну, а если к этому прибавить умелую манипуляцию «национальным самосознанием» специалистов абвера и те деньги, которые они давали «просто так», для поддержания молодых «национально свидомых» борцов за независимость от «мирового большевизма», то и вовсе понятно, что лучше воевать, чем работать.

Но Евгений Омельченко вскоре уехал на восток, на одну из общесоюзных строек, а там уже поступил в училище летчиков. В принципе он «плыл по течению». Надеялся, что, став летчиком, чем-то выделится, но и для этого нужно было работать. Так он и остался всего лишь посредственным пилотом. Но зато Евгений Омельченко повзрослел, вступил в комсомол, приспособился и даже стал «толкать пламенные речи» на собраниях.

Но война расставила все по своим местам. Воевать Евгений не хотел, испытывая какую-то иррациональную ненависть и к правящему режиму, и к стране, которая дала ему крылья. Он ненавидел все русское и восторгался Великой Германией, радовался неудачам Красной армии, а сам в своем первом же боевом вылете бросил строй самолетов и решил перелететь к немцам. Но Евгений Омельченко элементарно не смог сориентироваться и улетел в обратном направлении, в глубь наших войск. Да еще и при посадке разбил самолет. Потом было еще несколько воздушных боев, и он видел, как погибают его боевые товарищи под огнем безжалостных скоростных «Мессершмиттов». А сам только и делал, что уворачивался от огненных трасс. И только завидовал, когда более решительные и оттого — удачливые летчики рассказывали о своих нелегких победах над «мессерами», «Хейнкелями» или «Юнкерсами». Евгений Омельченко видел лишь конечный результат — ряды сияющих рубином и золотом орденов на гимнастерках тех, кто считал его своим боевым товарищем. И нередко сам завистливо говорил:

— Уж если бы мне так повезло…

Но ему «не везло», потому как не только и не столько техника определяет успех в сражении, сколько боевой дух, воля к победе и смелость. Не хотел видеть он, как те же летчики, сбившие уже по десятку стервятников с черными крестами, проходят раз за разом «холодный тренаж» в кабинах своих истребителей, обсуждают тактические приемы борьбы в воздухе, «пешим по-летному» отрабатывают взаимодействие в группе и слетанность, зубрят карты района полетов. Евгений Омельченко изучал карты только с одной целью: найти подходящий аэродром гитлеровской авиации и сдаться.

На фоне настоящих крылатых бойцов, сталинских соколов, он еще больше осознавал собственные ничтожность и никчемность. И втайне злорадствовал, когда многие из летчиков не возвращались с боевого задания.

Потом их аэродром разбомбили «Юнкерсы-87», и Евгений навсегда запомнил то леденящее чувство страха, когда на тебя, и только на тебя, рушится воющая крылатая смерть. Он попал в госпиталь и там узнал, что его часть отошла на переформирование и переучивание на новые истребители. На фронт их теперь пускать не торопились, а учили в запасном авиаполку.

И снова — передовая, но на этот раз трусость Евгения Омельченко и его подлое отношение к сослуживцам были замечены летчиками. Сначала с ним пытались поговорить по-хорошему, вникнуть в проблему человека. Но когда двое летчиков подряд погибли из-за того, что в критической ситуации их ведомый Евгений Омельченко бросил их на растерзание «мессерам», разговор был короткий — воздушный штрафбат. «Подлость свою ты даже кровью не искупишь, но хоть погибнешь, как подобает воину!» — сказал ему напоследок замполит истребительного авиаполка. Но Омельченко решил: пусть погибает кто угодно, но только не он сам.