Николай Гревцов - Синие глаза (рассказы)

— Можно стаканчик.

Самсонов ушел на кухню. Петр снова взял фотографию Людмилы, долго и пристально всматривался в знакомые полузабытые черты.

— Вероятно, не любила она меня так, как я любил, — продолжал Самсонов, разливая чай. — Но по степенно привыкла, поняла, как дорога она мне. Увидела, что настоящего друга во мне нашла. Может, и сейчас нет у нее такой любви ко мне, как та, о которой в романах пишут. Ну, так что делать? Мне на нее обижаться не за что, а ей на меня и подавно: живем дружно, как говорят, в ладу и согласии. Больно, конечно, когда увидишь этак невзначай: лежит, вроде бы спит, а глаза открыты. Вспоминает все. Юность, она у человека одна…

Самсонов замолчал, потом тихо, но очень убежденно добавил: — Если жив тот человек остался — не достоин он ее любви. Как можно было такую девушку не разыскать! Уж я б, кажется, всю землю перевернул, а нашел бы.

«А ведь точно, такой не отступит, не подведет, не разменяет чувства. И коль протянет руку— навсегда».

Петр поблагодарил за обед, встал.

— Вам, пожалуй, отдохнуть надо.

— Это не обязательно. Пока хворал — и отлежался, и отоспался.

— Все равно часок-другой перед ночной сменой соснуть следует. Не буду мешать.

— Ну что ж. Тогда до завтра. — И Самсонов протянул руку.

…Выйдя из подъезда, Петр не торопясь пошел по улице, которая вывела его на окраину поселка. Шоссе, ведущее к шахте, было пустынно. Петр побрел по асфальту, затем на полпути свернул в сторону и по утоптанной тропинке направился вдоль посадки, убегающей куда-то в степь.

Через час, насвистывая, он возвращался обратно к поселку. В сумрачном небе низко проносились черные лохматые тучи. Порывами налетал ветер, влажный и уже тепловатый. Кое-где у обочины шоссе, между остатками прошлогодних трав и бурьянов, проглядывали тоненькие стебельки молодой травки.

«Я как будто бы снова, возле дома родного…» Да ведь это «Офицерский вальс». Вот и снова вернулся забытый мотив… А в Забайкалье, наверное, пока еще снега и морозы. Туда весна доберется не скоро…»

— Прикурить, товарищ, не найдется?

Петр от неожиданности вздрогнул, поднял голову. Перед ним стоял парень лет двадцати двух-двадцати трех. Из-под маленького козырька кепки выбивались задорно кудрявящиеся русые волосы.

— Пожалуйста! — Петр достал из кармана коробок спичек, протянул его незнакомцу.

— Спасибо, — парень прикурил, возвратил спички Петру.

— Не то время для прогулок выбрали. В мае степь наша хороша… Воронцы да маки как зацветут — смотрел бы и не нагляделся.

— Да, сейчас, пожалуй, не разгуляешься. Того и гляди дождь пойдет. Небо ни к черту не годится.

— Ну, это вы, дорогой товарищ, зря так о небе. Может, если на него из окошка посматривать, оно и не радует. А когда на небо вот так смотришь — здорово!

Шахтер вскинул голову, раскинул руки в стороны, глубоко вздохнул. По губам его скользнула тeплая улыбка, радостно сверкнули глаза, окаймленные мерными от въевшейся угольной пыли краями век.

— Серое оно, неприветливое, — пояснил Петр. — Света мало. А впрочем, наверное, после того, как из шахты на-гора выедешь— какое бы небо ни было, все равно оно хорошим кажется.

— Конечно, работа у нас, прямо скажем, слава богу. Не каждому она по плечу. Но зато уж кто-кто, а шахтеры знают, как надо дорожить всем, что жизнь человеку дает. И даже такое сумрачное небо ценить. К тому же сегодня — тучи, а завтра — солнце. Так вот. Ну, а за огонек — спасибо.

Парень пошел к шахте. Петр невольно повернулся я вслед, проводил его взглядом.

Шахтер шел не торопясь, засунув руки в карманы демисезонного пальто. Обыкновенный парень. Сколько таких ходит по нашей земле, вот такой же хозяйской походкой, так же уверенно и спокойно.

И вроде бы не сказал он ничего особенного. Действительно откровение: на земле лучше, чем под землей. И тем не менее слова шахтера почему-то задели Петра, и он поймал себя на мысли, что завидует убежденности этого парня в правильности своих поступков.

К школе Петр подошел около восьми часов. «Действительно, какое хорошее новое здание. А что тут было раньше? Пустырь. Каких-нибудь три года назад он проезжал здесь на «Красную звезду», а как за эти годы неузнаваемо изменился поселок. Так вот и все меняется… Любопытно: а Людмила и теперь также увлеченно говорит о поэзии?.. Помнит ли симоновские стихи? Когда-то ведь мы наперебой читали их друг другу: