Николай Гревцов - Синие глаза (рассказы)

Петр задумчиво качает головой. Ему почему-то стыдно и неловко признаться, что он-то этого фильма не смотрел.

«Как будто нет времени в кино побывать. Совсем я что-то не так живу».

Спешить некуда. За Самсоновым машина заедет еще нескоро. Петру до встречи с Людмилой тоже остается много времени.

Постепенно разговор переходит на воспоминания, становится интимней, задушевней. И чем больше слушает Петр Самсонова, тем все сильнее нравится ему этот человек.

— Лично я не представляю себе, как это можно жить не только вообще не работая, но и мало любя свою работу. Так, правда, многие думают. Но в то же время, как часто мы сами обедняем свою жизнь. Вот я, к примеру, несколько лет назад знал одну работу— и все. Разве что в кино иногда сходишь. Кое-кто так и поныне живет. А ведь не может человек только одной работой жить. Вы вот о книгах спросили. Да. Как они душу обогащают. Можно прямо сказать: полюбил книги — и жизнь стала как-то полнее, мир шире и глубже видеть начал. — Самсонов умолк, а затем продолжал: — А ведь и по сей день немало таких, что и мимо книги равнодушно пройдут, а то еще и рукой махнут: что там, мол… Сам такой был. Спасибо, умный человек на пути встретился. Никак не хотелось тупицей казаться, а без книги уж каков есть — таким останешься.

Самсонов поднялся из-за стола, прошел в соседнюю комнату. Вернувшись, протянул Петру фотокарточку в рамке.

— Вот она. Благодаря ей очень многое я по-другому понимать начал.

Не без любопытства взял Петр в руки рамку и едва не уронил ее: с фотографии на него задумчиво и как будто с немым укором смотрела Людмила.

Петр резко вскинул голову, скользнул взглядом по Самсонову.

«Так вот кто муж Людмилы!»

Склонившись над тарелкой, Самсонов не столько ел, сколько водил вилкой по тарелке, перекладывая с места на место тонко нарезанные кусочки жареного картофеля.

Петр снова впился глазами в портрет. Те же чуть грустные и милые с необычным разрезом глаза, тот же с тонкий овал лица, красиво очерченная линия губ. Но это уже не юная девушка — доверчивая, непосредственная, та, что была так близка ему.

Петр вздрогнул, услышав спокойный голос Самсонова.

— Давайте, пожалуй, еще по одной.

Как-то неловко и торопливо Петр взял стопку и чокнулся. Каким желанным и радостным представлялся ему приближающийся вечер. И вдруг…

— Вот и все, моя норма. — Самсонов поставил стопку. — Я ведь вообще не пью. Две рюмки — это, можно сказать, мой потолок. А вы, пожалуйста, не стесняйтесь…

Еще раз Петр посмотрел на фотографию и возвратил ее Самсонову.

— Жена у вас интересная женщина.

— Я ее так самой красивой считаю. Но не это, в конце концов, главное. На шахте у нас все ее любят и уважают, а детвора — так души в ней не чает. А все потому, что сердце у нее для людей открыто. — Самсонов снова умолк, и в комнате воцарилась тишина. Закурив, он продолжал:

— Всем нам на долю всякое выпало, ей тоже немало пережить привелось. Совсем девочкой— ну, что ей было? — семнадцать лет, полюбила какого-то лейтенанта. Знаете, что такое первая любовь? А он уехал на фронт и то ли погиб, то ли просто перестал писать. Долго ждала она своего, как это сказать… суженого, что ли. В госпиталь пошла работать. А как война кончилась, вышла замуж. Муж капитан, танкист, без ноги. Они в госпитале познакомились, потом переписывались. Люда одна к этому времени осталась: сначала отец помер, а за ним и мать. Поступила в университет. А на третьем курсе — снова несчастье: муж умер. Вообще он очень болен был: весь израненный, обожженный… Все-таки сумела она диплом получить. Ну и прислали ее после окончания университета к нам в поселок. Шесть лет назад это было. Увидал я ее впервые в вечерней школе — я тогда в восьмом классе занимался, послушал, как она говорит, — и сердце как в ствол полетело. Первую жену я еще во время войны потерял, а после жил один, бобылем… Да вы ешьте.

— Спасибо. Я и так за двоих управляюсь.

— Не знаю уж, как смелости набрался предложить ей замуж за меня пойти. Года два не решался. Что и говорить: какой я для нее был муж. К тому же и не умею за женщинами ухаживать. У другого в голове торичеллиева пустота, а гляди, как около женщин увивается. И не совестно, что сам-то дурак дураком… Сколько уж я ради того, чтобы хоть немного ей подстать быть, ночами книг перечитал. Как услышу, бывало, от нее или кого другого незнакомое слово, или фамилию писателя, название книги какой — на следующий день с утра в библиотеку. В общем у меня словно крылья выросли. Да ведь оно так всегда: если любишь человека, дорожишь его близостью — стремишься лучше стать, ни в чем хорошем не уступать ему. Сейчас вот на третьем курсе горного института заочно занимаюсь. А она в аспирантуре заочно учится… Чай пить будем?