Питер Устинов - Побежденный

И тут Ганс заметил, что Бремиг улыбается ему.

«Все погибнет, — писал отцу Ганс, — если некоторые господа, которых я не назову до нашей победы, не будут немедленно казнены как предатели. Не могу писать о том, что знаю, дорогой папа, сейчас ни на чью честность полагаться нельзя. Собственно говоря, осложнения эти того типа, которые возникают в ту минуту, когда становится ясно, кто герой, а кто трус. Возможно, настало время сообщить Г. кое-что из того, о чем я писал, так как тому, кто постоянно помнит о Фюрере и Фатерланде, мучительно видеть, до чего хитроумны и как ужасны предательства, которые я наблюдал в действии. В конце с любовью и поцелуями мутти, Мопсель и Ханнеле, с крепким объятьем тебе, я торжественно заверяю вас, что поражение невозможно».

— Кажется, на фронте какие-то осложнения, он даже хочет, чтобы мы сообщили о них Гельмуту, — сказал полковник супруге.

— Слава Богу, он жив, — ответила фрау Винтершильд.

— Однако заканчивает письмо гарантией, что поражение невозможно. Я верю ему, я доверяю ему больше, чем знакомым, с которыми ты видишься в мясной лавке.

— Мальчик фрау Ольмен майор. Конечно, она не может знать, что он думает в действительности, но говорит, между строк читается — положение очень тяжелое, — сказала фрау Винтершильд. Она смирилась с самым худшим и не хотела тешить себя иллюзорным оптимизмом.

— Мой сын тоже майор, и я ему верю, — упрямо сказал старик, набивая табаком трубку.

— Что бы ни случилось, — добавила его жена, — во всем будут винить тыл. Всегда говорят, что мы, те, кто беспокоится, почти не получая вестей, подводим мальчиков на фронте.

До второй недели мая ничего особенного не происходило, если не считать доверительного письма генерала Воннигера другу из генштаба. В письме содержался совет немедленно сместить с должности генерала Грутце, которого Воннигер называл «совершенно некомпетентным, генералом-партийцем наихудшего разбора, упрямым, тщеславным и чудовищно глупым». Грутце тоже написал доверительное письмо, адресованное влиятельному члену партии в должности младшего секретаря, где советовал немедленно сместить с должности генерала Воннигера, которого называл «сущей свиньей, бабником, щеголем, пагубным для наших идеалов». Еще одно доверительное письмо написал полковник фон Лейдеберг. Оно было отправлено фельдмаршалу фон Вицлебену, имевшему земли, граничащие с владениями Лейдеберга. Полковник ходатайствовал о смещении с должностей и Воннигера, которого называл слишком уж молодым, и Грутце, которого обозвал солдатским ругательством. Старый полковник Винтершильд, исполняя свой долг, написал Гельмуту Больману, разумеется, доверительно, приправив неопределенность в письме сына неопровержимыми доказательствами, которые выдумал сам. Больман так и не ответил тестю.

Вицлебен написал Лейдебергу: «Ах, дорогой друг, если б это были единственные наши беды!». Младший секретарь письменно обещал Грутце, что немедленно начнется расследование, однако оно так и не началось. Офицер генштаба в ответном письме поздравлял Воннигера с усердием и вопрошал: «Что мы можем сделать?».

Эти словесные битвы прервало наступление союзников, от которого потянуло приближением конца. Ганс мог призывать как угодно громко, Грутце мог выкрикивать приказания сколько душе угодно — легионы в их распоряжении были призрачными.

Шестнадцатого мая их часть хваленой линии Густава к югу от реки Лири была прорвана. Семнадцатого генерал Воннигер, повинуясь командующему армией, издал приказ о всеобщем отступлении. Восемнадцатого польские солдаты водрузили свой красно-белый флаг на развалинах монте-кассинского монастыря, а британцы вошли в этот городок. Другие подразделения Восьмой армии перерезали Виа Казилина на пути немецкого отступления к Риму.

Генерал Воннигер во время отступления успешно исполнял свои обязанности, и его арьергард, возглавляемый Грутце, который метался туда-сюда, обливаясь слезами, держался хорошо. Однако двадцать третьего мая положение осложнилось, союзники нанесли удар с плацдарма высадки в Анцио по правому флангу немцев. Бросили в бой столько самолетов, что небо колебалось, как застрявший диапозитив в волшебном фонаре. Все окна, все ограждения от ветра на много миль вокруг дрожали, издавая звук клацающих зубов, и нервы у всех были расшатаны,

В то время как Ганс вел своих людей в этом медленном отступлении, британские и американские самолеты преспокойно появлялись в небе и беспрепятственно поливали их пулеметным и ракетным огнем, будто любовно поглаживая пальцами землю по головке.