Валерий Гусев - Паруса в огне

— Я с вами, — упрямо повторил Егорка. — У вас рука раненая, плохо одному идти.

Небо стало совсем черным, засияли на нем летние звезды. Все затихло в лесу. Они вышли на край оврага и крадучись направились к селу, которое робко светило в черноте ночи дрожащими огоньками.

Было росно. Ноги у Егорки сразу промокли. Бирюков время от времени останавливался, прислушивался, вглядывался в темноту.

Они вышли на край поля. Деревня — рядом, рукой подать.

— Хальт! — вдруг разорвал тишину не то испуганный, не то злобный возглас. И вспыхнул во тьме яркий свет.

Бирюков столкнул Егорку в овраг: «Затаись!» — и, вскинув автомат, ответил на окрик короткой очередью.

Егорка скатился на дно оврага, забился в кустарник. Над ним вспыхивало, гремели выстрелы, слышались крики. Постепенно выстрелы стали удаляться. Залаяли собаки. Ударили еще выстрелы, и все стихло.

Егорка понял, что Бирюков нарочно побежал, отстреливаясь, в другую сторону — отвел от него немецких солдат.

Он вернулся к разбитому танку, свернулся в клубочек на лапнике, который они настелили, готовясь к ночлегу, и всю ночь пролежал без сна.

Он остался один… Совсем один. Раздетый, голодный, уставший. Среди врагов.

Так и шел Егорка в далекий город Мурманск. Прошел всю захваченную врагом Белоруссию, часть России. Перешел линию фронта.

Наши бойцы встретили его радостно, жалели Егорку, уговаривали остаться в части сыном полка.

— Мы тебе обмундировку сошьем, — басил усатый и толстый старшина, — сапожки подберем.

— Я тебе карабин свой подарю, — обещал молоденький сержант.

Но ни участие и забота, ни шинелька, ни даже карабин не соблазнили Егорку.

— Я к бате пойду. Он у меня один остался.

Его вымыли в походной бане, накормили, подлатали одежонку, собрали мешочек продуктов на дорогу.

Командир полка даже выдал ему на всякий случай странную справку-сопроводиловку: «Сим удостоверяется, что рядовой Курочкин Е.И. направляется в распоряжение капитана Северного флота Курочкина И.А. Прошу не препятствовать и оказывать всяческое содействие. Полковник Ершов».

И пошел Егорка дальше, до самого синего моря…

Где-то его брали попутные машины, обозники, но чаще всего он шел пешком, бесконечными дорогами — шоссе, проселками, тропами.

Заходил в села и деревни. Его кормили, устраивали на ночлег, давали одежонку взамен износившейся. Несколько раз предлагали остаться в семье, сыночком. Но он упорно шел к своему отцу. Туда, где громил он врага на далеком море.

Несколько раз его задерживали, отправляли в детский дом. Егорка не противился. Отсыпался, подкреплялся, копил сухари на дорогу. И, отдохнув, окрепнув, снова уходил в свой путь.

Перезимовал в артиллерийском полку. А попал в него снова переходя линию фронта (опять догнала война). Осенью это было. Подошел Егорка осторожно, как зверек, к речке, за которой уже были наши. А на этой стороне концентрировались немецкие части, готовили наступление.

Егорка высмотрел, где у них орудия, где пулеметные гнезда, где, в рощице, затаились танки, как идут траншеи, и все это срисовал на кусочки бересты огрызком химического карандаша.

И темной ночью, в ледяной осенней воде, прихватив бревнышко, переправился к своим.

Встретили Егорку, как родного, обсушили, переодели, накормили. А когда он свои «кроки» командиру полка представил, тот разве что со своей груди орден ему не снял. Очень ценные сведения добыл пацан. Наутро по его картинкам ударила полковая артиллерия, наступление немцев было сорвано. Комполка в самом деле направил представление на Егорку. А он в полку прижился, пользовался там любовью и уважением не только как ребенок, но и как отважный разведчик.

Дважды уходил, в рваненьком пальтишке, в тыл к немцам. Бесстрашно уходил. У кого в сердце ненависть, там страха нет.

Да и шустрый был парнишка, сообразительный не по годкам, видно, быстро его война повзрослила. Разведчик из него получился внимательный. Детский глаз, он вообще зоркий.

Опасное дело, конечно. У солдат сердца за него тревогой сжимались. Но обходилось. Так, получал Егорка иной раз пинка под зад, шелобан в лоб… А иной раз — и кусочек хлеба со шпиком. Который он брал с «благодарностью», но, едва отходил в сторонку, тут же его брезгливо выбрасывал.

Но вот как весна в силу вошла, снова Егорка двинулся на север. И орден его не застал, и комполка усыновить его, как собирался, не успел.

Пошел дальше Егорка…

И пришел. У ворот военно-морской базы его остановил краснофлотец с винтовкой, с красной повязкой на рукаве и в каске с красной звездой.