Андрей Загорцев: Поймать ваххабита

Вывод: Такие офицеры нам нахрен не нужны. Прошу уволить майора Черепанова с военной службы и расторгнуть с ним контракт, выплатив этому долбо... как можно больше денег. Пачишина запереть в общей бане в женский день. Пиотровскому просто навалять люлей.

Ура, наконец-то суббота! После обеда начало парко-хозяйственного дня, а потом увольнение, что может быть лучше для курсанта? ПХД я абсолютно не боялся, поэтому бесстрашно заперся в каптерке, вывесил табличку «Переучёт» и приготовился залечь в сушилке и потаскать матрасы на спине до окончания работ. В дверь начали настойчиво стучать и подвывать загробным голосом:

— Аткрывай, а-аткрыва-а-ай-й, дай мне парадку получить!

— Никого нет, каптёрщик на складе, — попытался отмазаться я и на всякий случай взял в одну руку веник, в другую — мусорное ведерко.

— Не пи… (обманывай), вылазь со своей норы, тебя ротный вызывает!

— Степной!!! В древние времена гонцам, приносившим дурную весть, отрубали мошонку!

— Между прочим, он и меня вызывает, — продолжал завывать за дверью Вова.

Пришлось менять место дислокации и выдвигаться к ротной канцелярии. Курсантский люд нашей роты, оставленный для наведения порядка в расположении, лениво елозил тряпками и задницами по паркетному полу.

— Куды прёте, я только что тут свечек накрошил! — заорал возмущенный Эдик Ворошилов, — хотел уже натирать, вы все нафиг испортили!

— Эд, тут крошить надо парафиновые свечи, а не геморройные, так что успокойся, — осадил его Вова Степной.

— Как парафиновые? — испугался Эдик, — а я какие крошил?

Ротный сидел в канцелярии и меланхолично орал в телефон что-то обидно-ласкательное.

— Так, так, вижу два кислых друга — хер и уксус — приперлись, — приветствовал он нас.

— Товарищ майор!... — дружно заорали мы с Вовой.

— Так, сейчас одеваетесь в парадку, берете с собой подменку и еще одного человека и убываете в гарнизонный дом офицеров на помощь, у них там что-то сугубо генеральное, толи рабочих не хватает, толи территорию убрать надо, держи увольняшку, — кинул он мне бланк с печатью, — сам впишешь остальных и распишешься за меня!

— Товарищ майор, да я же не умею, — заныл я.

— Ой, не пи… (обманывай), — оборвал меня ротный, — кстати, на КПП училища вас машина ждет с представителями, так что быстрее, мои юные Суворовы и Барклаи де Толли.

— Нет худа без бобра, — возвестил я, выходя из канцелярии, — Вова, кого с собой возьмём?

— А вы куда, пацаны? — тут же подкатился Ворошилов.

— На колбасный завод, колбасу спиртом протирать, — возвестил Степной и плотоядно потёр живот.

— А меня возьмите, — начал приставать Эдик.

— Ну, не знаем, дело ответственное, требующее высокой квалификации и ответственности.

— Пацаны, вы же в Дом Офицеров идете, я же все слышал, а там зеркала в умывальнике, говорят, прям как у нас, ну возьмите меня, а? — канючил Ворошилов.

Зеркала для Эдика в последнее время были наиболее душещипательной темой. Он задолжал ротному старшине одно зеркало, что в преддверии зимнего отпуска грозило обоснованными задержками.

В тот неудачный для себя вечер Эдик довольно поздно, уже после отбоя, опоясав свои чресла полотенцем и не чуя приближавшейся катастрофы, мирно выдвинулся в умывальник. Наш взводный «растаман» Гена Рыжков, опечаленный отсутствием «веселой травы» сидя на подоконнике в умывальнике, тихо дневалил и рассматривал папиросу «Беломор». Забить папиросу было абсолютно нечем, и Гена решил просто покурить табака. Прикурив, он блаженно затянулся и выпустил дым колечками в форточку.

Увидев вошедшего Ворошилова, Гена по привычке начал прятать в кулаке папироску, и делать отстраненный вид «Я тут плюшками балуюсь».

Поведение Рыжкова весьма заинтересовало Эдика и он начал звучно принюхиваться и кругами приближаться к Геннадию. Рыжкову комедия понравилась, и он на виду у Эдика сделал несколько специфических затяжек, картинно закашлялся и пробормотал:

— Ох, сильна вещь, чую щас накроет.

Эдик сделал стойку и бочком приблизился к «растаману».

— Гендос, слышь, а чоё давай на двоих, а?

— Да без проблем, — прокашлялся Рыжков, — давай запаравозю.

В результате Ворошилов, накурившись обыкновенного «Беломора» и поддавшись внушению Геннадия, начал ловить «приход». Под удивленным взглядом своего подельника глупо хихикал и нес какую-то чушь.

«Ишь ты, как его вставило», — недоуменно думал Гена, разглядывая окурок.