Сергей Дышев - До встречи в раю

— Тебе тоже недолго останется, — покачал головой Лаврентьев. — Подпишешь себе приговорчик. И прокурор не понадобится…

Ольга тихо плакала, он поддерживал ее под руку. Мимолетно Евгений подумал, как странна и нелепа ситуация, о которой он и подозревать не мог несколько часов назад. «Хотя такое уже было… Странно, почему все плохое так несправедливо повторяется?..»

Вулдырь перезарядил автомат, черные брови сошлись на низком лбу.

— Забирай свою гребаную радиостанцию! И скажи: если преследовать будут, живыми не дадимся.

Он вытащил из «уазика» зеленую коробку с антенной, опустил на асфальт, сел за руль и рванул с места. Скрежетнула железными суставами коробка передач, машина помчалась вперед и еще не успела исчезнуть из поля зрения, как Лаврентьев уже вызвал своих танкистов:

— Козлов, как слышишь. Прием…

Ольга сидела на корточках, закрыв лицо руками. Лаврентьев склонился над ней, отвел руки, приподнял.

— Ну что ты, моя радость? Все уже позади… Забудь об этом.

В подтверждение его слов ветер донес глухой звук: бум-м! И тут же еще раз: бум-м!

— Вот и все. Представляю, как их там разметало… — сказал Лаврентьев. — Автоматы, жаль, покорежило. Да и от машин ни черта не осталось…

Она потерла виски, покрутила головой, наверное, пытаясь освободиться от кровавых видений. Лаврентьев промолчал, достал сигареты, присел на железную коробку рации и закурил. В трех километрах от них к шоссе лепился худой кишлачок с беленными солнцем стенами. Одинокой козявкой бродила корова. Он понял, что женщин теряют не только потому, что мало любят, но и потому, что мало им дают. А он ничего не может дать, кроме розового солнца, вылизывающего пустыню, худого кишлака на горизонте и ветра, который доносит пушечный гром. Такую фигню может дать каждый дурак. Особо и стараться не надо. Он посмотрел на свою невесту и подумал, что пауза отчуждения закончилась, решительно встал с коробки, обнял женщину за плечи.

Загудели «жучки» — это приближались танкисты.

— Машины сохранить не удалось! — доложил Козлов, спрыгнув с брони и обнажив белые зубы. Все остальное у него было грязно-серым. К тому же под шлемофоном у капитана сильно чесались уши. Поэтому он беспрестанно поправлял его. — Оружие собрали. Целых автоматов не больше пяти осталось…

— А бандиты?

— Окрошка… Мы за пригорком засели, выставили наблюдателя. А потом — вдогон… Только щепки полетели…

— Ладно, молодец… Поехали, там еще в полку заморочки ждут, — с тяжелым сердцем выдавил командир.

Черные дымы они увидели еще издали. Лаврентьев пришпоривал водителя, скрежетал зубами и бубнил под нос страшные ругательства, он обещал устроить психам Майданек с Бухенвальдом. А еще ему хотелось расстрелять на пепелище майора Штукина, хотя он знал, что тот все равно встанет, отряхнется и поедет поступать в академию. И поступит, а потом пришлет открыточку с видом на Москву-реку.

Полк дымил, словно паровозное депо образца 1914 года. У Лаврентьева навернулись слезы, ветер срывал их, и падали они, незаметные, на горячую пыльную броню.

Ворота стояли распахнутыми настежь. Танки ворвались, прозвенели гусеницами по центральной аллее. К счастью, еще не все сгорело. Рухнула кровля казармы, где припеваючи поживал Автандил, свинья самозваная; слегка обуглилась солдатская столовая — спасли ее цементные полы и каменные стены. Дотлевала также отдельно взятая скамейка, испещренная буквами «ДМБ».

По стадиону, выворачивая остатки дерна, с отчаянным грохотом кружил танк. Он гонял сумасшедших, которые не хотели разоружаться и даже имели наглость пулять по броне. Командовал боевой машиной майор Штукин.

Лаврентьев приказал Козлову зарядить снаряд.

— Зачем? — сурово поинтересовался капитан. Он уже давно не мог избавиться от навязчивой мысли, что все вокруг поголовно сошли с ума.

«Вот и еще один косо смотрит на командира, — подумал Евгений Иванович. — А ведь как удачно решились бы все проблемы, заполучи я диагноз вяло протекающей шизофрении».

— Буду пулять по танку! — грубо ответил он.

— Я отказываюсь выполнять ваше преступное приказание!

— Тогда передай им, пусть остановятся. С придурком Штукиным я разговаривать не буду…

Козлов вышел на связь с майором и передал распоряжение командира. А Лаврентьев сам включил зарядное устройство, пушка заглотнула снаряд и по команде подполковника выплюнула его со страшным грохотом. Снаряд выдохнул краткое «ух-х!» — и улетел черт знает куда. Зато все сумасшедшие людишки от страху попадали, выронили ворованные автоматы и даже наложили в штанишки. И тут же побежали на пепелище родного дурдома. Психическое войско прекратило свое существование.