Овидий Горчаков - Лебединая песня

И вот — последняя немецкая железная дорога. Перегон Пуппен — Рудшанки, западнее города Йоханнесбурга, километрах в пятнадцати от польской границы. Бредет пятерка шатающихся серых теней. Кажется, будто все нервы и мышцы тела омертвели, только в сердце еще тлеет огонек жизни. А впереди — решающий бросок.

Моржин тревожно оглядывается на едва переставляющих ноги товарищей. Надо отогнать коварную сонливость, тяжкое оцепенение, гибельную апатию. Он разрешает съесть галеты из «неприкосновенного запаса». Надо собрать в кулак последние силы.

При броске через железную дорогу группа попадает под шквальный огонь жандармов-охранников. Немцы окружают группу, преследуя «Джека» всю ночь и весь последующий день… В свинцовой пурге бесследно исчезает еще один член группы Ваня Целиков, Иван Белый, комсомолец-тракторист из деревни Глубоцкое на Гомелыцине, ставший искусным разведчиком-следопытом. Аня и ее друзья никогда больше с ним не встречались…

Из письма Ивана Андреевича Целикова автору, 20 июня 1966 года:

«…Меня Ваше письмо прямо-таки оглушило. Ведь двадцать с лишним лет прошло… День за днем таяли силы нашей группы. Мы поклялись драться до последней капли крови и не сдаваться живыми. Если ранят тяжело — все диски автомата выпустить. Нет гранат, так есть пистолет "TT", две обоймы, шестнадцать патронов, пятнадцать выпускай по врагу, шестнадцатый в висок…

Аню я хорошо помню. Ко всем была она отзывчивая, а в бою смелая.

Всего мы прошли сквозь четырнадцать немецких облав, и четырнадцатая была самой страшной. В большом пограничном лесу под Йоханнесбургом восемнадцать раз окружали нас немцы в разных лесных квадратах и восемнадцать просек пришлось нам форсировать с боем.

Я отбился во время прорыва через девятнадцатую просеку около железной дороги уже в полной темноте и заблудился в лесу.

Я выжил, пройдя сквозь неимоверные трудности. Около месяца жил, как дикобраз, питался дубовой корой. В лесу дожидался наших. Теперь работаю механизатором в родном совхозе «Гомельский»…»

Долго тянется последняя ночь разведчиков в Восточной Пруссии, где на каждом шагу подстерегала их немецкая смерть, вооруженная не железной косой, а пулеметами «МГ-42» и автоматами «Шмайссер-18».

Ночью четверо из группы «Джек», оторвавшись от немцев, переходят через «железку», через большой смешанный лес Йоханнесбургерхейде, проходят мимо озера Нидерзее, под утро пересекают границу и останавливаются в лесу у польской деревни Дуды Пущчанские. С виду их можно принять за беглых «кацетников», беглецов из лагеря смерти, — так они исхудали и обтрепались…

Еще один бой — и «Джек» отвоюется. У четверки не осталось ни одной гранаты, расстреляны почти все патроны.

Так «Джек» выходит из Восточной Пруссии и вступает в Польшу, в край мазовецкий, где седобородое кобзари — здесь их называют гуслярами и гудочниками — еще поют старинные баллады и песни о славных битвах польских рыцарей с крестоносцами.

Аня оглядывается. Восточная Пруссия позади. Там остаются капитан Крылатых, Коля Шпаков, Юзек Зварика… Они уже никогда не вернутся из Восточной Пруссии. Их не хоронили друзья, не провожали в последний путь, им не отдавали воинские почести. С ними прощались без воинских почестей, без салютов.

Там пропали без вести Натан Раневский и Генка Тышкевич, Ваня Овчаров и Ваня Целиков. Четыре месяца между жизнью и смертью… Четыре месяца непомерного напряжения всех духовных и физических сил. Узнают ли когда-нибудь солдаты 3-го Белорусского фронта, которые скоро будут громить врага в Восточной Пруссии, имена тех советских разведчиков, которые помогли им малой кровью добиться большой победы!

Улеглась метель, очистилось местами небо, прощально моргает верный друг Сатурн. Впрочем, Сатурн и в Польше послужит разведчикам…

За плечами у Вани Мельникова Аня видит туго набитый мешок. И она вспоминает, что в «Крестоносцах» польский рыцарь Збышко, выполняя данный любимой обет, кладет на ее могилу павлиньи и страусовые перья, сорванные им со шлемов поверженных в бою крестоносцев. И «Джек» тоже возвращается из Неметчины с трофеями, добытыми у потомков крестоносцев, — в мешке у Мельникова хранятся кресты и медали, солдатские и офицерские книжки «остландрейтеров», которым они уже никогда не понадобятся.

Утром, во время привала на заросшем бурым горчаком болоте, Толя Моржин достает карту, читает названия окрестных весок, и славянские названия звучат музыкой Шопена в ушах разведчиков — Домброве, Волькове, Крысяки, Пупковизна, Заляс, Недьзведьз, Вейдо… Это в них поют на заре петухи. Стеной стоят вокруг могучие леса Мазовии.