Владимир Кошута: «Обезглавить». Адольф Гитлер

— О, да, да, — картинно приложил Старцев ладонь ко лбу. — Совершенно верно. А вы, дорогая, смею заметить, годам не подвластны, — поигрывая бархатисто-сочным голосом, отпустил он комплимент Людмиле Павловне и, выслушав ее благодарность, повернулся к Шафрову, — Здравствуйте, Александр Александрович.

— Здравствуйте, Семен Сергеевич, — прозвучал сдержанно-холодноватый ответ Шафрова.

Годы жизни в эмиграции будто не касались Старцева трудностями. Он оставался в числе тех немногих, которых судьба баловала и за границей. Быстро приспособившись к новым условиям жизни, он где-то состоял на службе, подвизался в монархических организациях, был близок к их руководителям. Жил в Париже, Берлине и, наконец, в Брюсселе. О нем говорили, как о преуспевающем человеке, твердо стоявшем за восстановление монархии в России.

Был он выше среднего роста, красивым шатеном с аристократическими чертами холеного лица, голубыми глазами. И в гражданском костюме он оставался генералом и соответственно этому держался — на людей смотрел свысока, подчеркивая свое превосходство и отгораживаясь от них незримой стеной отчуждения, был нетороплив в жестах, немногословен, но четок в изложении мыслей.

— Рад видеть в полном здравии боевого офицера русского военно-морского флота, — в свою очередь басовито приветствовал Новосельцев Шафрова.

Новосельцев во всех отношениях выглядел значительно проще Старцева. Судьба к нему была не столь благосклонно и он, бывший капитан первого ранга, командир боевого корабля, в эмиграции едва устроился боцманом на речном пароходе и, несмотря на отчаянные усилия, за многие годы не добился ничего лучшего. По-прежнему он считал себя капитаном первого ранга и соответственно этому старался держаться, но постепенно к нему приходили черты корабельного боцмана с грубым языком, ограниченным кругозором, примитивным мышлением. Новосельцев опустился и внешне, и морально, стал до удивления прямолинейным и злым.

— Я тоже рад видеть вас, Федор Аркадьевич, в полном здравии, — ответил Шафров, при этом подумав, что, видимо, тесную связь имеют эти господа с бельгийской службой, если так быстро пожаловали в дом, — Проходите, будьте гостями.

— Господа, вы пришли вовремя, — попытался Марутаев преодолеть назревавшую неловкость и как-то смягчить натянутость. — У нас сегодня семейный праздник — День рождения сына Вадима. Не соблаговолите ли разделить с нами это торжество?

— О, как говорится, с корабля на бал, — живо отозвался Новосельцев и с видимым удовольствием окинул взглядом накрытый стол. — Мне приятно поздравить вас, Александр Александрович, и молодых родителей с семейным праздником.

— Поздравляю вас, господа, — присоединился к нему Старцев.

Он подошел к Марине, свысока посмотрел на нее, будто оценивая, достойна ли жена Марутаева его снисхождения и, отметив, что она обладает той храброй прелестью, которая так свойственна женщине в расцвете лет и красоты, сказал восхищенно:

— Поверьте, что мне представляет особое удовольствие поздравить с праздником вас, прелестная Марина Александровна.

— Благодарю вас, господин генерал, — ответила Марина с достоинством и обратилась к Шафрову и Людмиле Павловне. — Папа, мама, приглашайте гостей к столу.

— Милости просим, — любезно пропела Людмила Павловна.

— Прошу, господа, — предложил Шафров.

К столу подошли, как подходят противники к огневому рубежу — настороженно, выжидательно. Кому-то из них надлежало произнести первый тост, но никто не решался этого сделать. Хозяева были насторожены, это сдерживало их от первого слова. К тому же Шафров, соблюдая воинскую субординацию, не мог позволить себе сказать тост раньше старших его по званию — генерала и капитана первого ранга. В свою очередь, у Старцева и Новосельцева, намеревавшихся потребовать от Шафрова объяснение о цели визита в советское посольство, семейное торжество Марутаевых, оказанное внимание поколебали решимость, и они сидели в неловком молчании. Отказаться от своего намерения генерал и капитан не могли, но и приступить к его осуществлению не решались. А приступать все-таки было надо.

— Разрешите мне, — умышленно начал Старцев с того, что не имело прямого отношения к визиту Шафрова в советское посольство, но могло достаточно четко определить их позиции в отношении России, дать повод подойти к главному.

— Просим, Семен Сергеевич, — поддержал его Новосельцев.

— Господа, — произнес Старцев чуть торжественно хорошо поставленным звучным голосом человека, привыкшего к выступлениям перед публикой, — С вашего разрешения, я позволю себе предложить осушить бокалы за молодое поколение русской эмиграции, которое, по-моему глубокому убеждению, достойно своих прославленных отцов и дедов. Я искренне молю Бога, чтобы он послал им счастье вернуться на Родину освободителями нашего многострадального народа от большевиков. Пью за их счастье в свободной России. Ура!