Алексей Сквер - Армада

Офицеры живут семьями или по трое-четверо на квартирах. К семейным не лезли… там всё понятно… найдут и убьют потом. А вот к молодым летёхам — за здрасти. Кому они на хуй там упёрлись!? Пиджакам, особенно молодым, бывало ой как не сладко от этих аборигенов. Приходили и тупо ставили на деньги. Кто мог отбиться — отбивался, кто не мог… тот не мог.

Серёга Дмитриев уезжал в отпуск, чтобы жениться. Хату оставил новому ротному ст. л-ту Г. (служит сейчас недоразумение это). Этот фантик приехал с Кёника весь разноряженый и с апломбом, который очень быстро потерял в казарме. Грустный пример человека не на своём месте, продвигаемого большииим начальником. В службе вообще бесполезный. Может, в штабе если только. Запил он сильно. Я на хате редко появлялся, у меня в роте дел, шо пиздец, а он там в основном-то и сидел. Добро бы порядок наводил там, жрать готовил… хуй… только жрал ханку и пялился в бычий глаз (это такой маленький телевизор — обычно красного цвета с экраном с ладонь взрослого мужика.)

Взял из роты я себе денщика. Панарина. Видел, что вроде неплохой пацан, только мягкотелый… жрут его… жаль… скоро опустится совсем, но умывается, за формой следит… только рохля. Привёл в хату — объяснил, что мне нужно, чтоб тут было чисто и было что пожрать (показал, где продукты). Воду, опять-таки, чтобы набирал. Да почти у всех денщики были… чем я хуже? Не идти же к сороколетней тётке в сожители за бытовуху!! Старлею Г. сказал чётко — увижу кривым солдата, предъявлю ему. Надо отдать должное Г. - не пил он с ним… сам всё выжирал. Ну да не суть.

Заходит ко мне в канцелярию этот Г.

— Лёх, ты сегодня домой во сколько?

— Не знаю… если аккумулятор припрут, то проставлюсь и пойду… заебло всё в доску. Выжрать охота.

— Я сегодня задержусь, наверное. Оружейку доделать надо.

Странно, думаю, обычно он очень быстро схватывал тему выжрать, а тут весь прям в работе.

«Ну и хуй с ним — нам больше достанется.»

Аккумулятор припёрли, и я въебал граммов так 400, закуси, считай, и не было. Развезло, конечно, но не в хлам.

Прихожу в хату.

Панарин заебенил макароны с мясом. Везде чисто. Ящик смотрит.

— Всё в порядке, Сань?

— Да… ну… а… вам Г. ничё не говорил??

— А чо такое?

— Да тут приходили…

— Кто??

— Я не знаю… они с Г. ругались… сказали, ещё придут… вечером.

— Да и пох… пусть приходят, — я жру, глаза слипаются… в хате тепло и вообще всё гуд. Сам во хмелю.

Падаю сладко спать, чтобы солоно встать.

Пока я дрых, мне просто банально вынесли дверь, и зашли три упырька местных. Я проснулся от подачи в бубен. При попытке встать — ещё несколько ударов в башню, и потом двое, взяв меня под руки, просто присаживаются, со мною посерёдке, на мой же диван, где я спал. Наконец, врубаюсь, что нормально вижу третьего. Не знакомы… ну и рожа… лет пятьдесят, руки синие, глаза бесцветные, зубы в шахматном порядке… лыбится.

У меня из носа юшка.

«Что ж за блядство… все бьют в нос… у меня там мишень, что ли? Кто это?»

— Ты, малый, не ерепенься… мы говорили, что придём…

— Вы кто? — я знаю, что даже у этого быдла есть порядки, и даже местный авторитет «дядя Ваня», а беспредел — есть беспредел. Страха нет. Есть уже знакомая злость.

— Вопрос по-другому стоит, паренёк этот — твой?? — он, щерясь, указывает на Панарина.

Панарин серый, сидит с выпученными от страха глазами на кровати в углу. Увидев, что все смотрят на него, пытается встать.

— Сидеть, Панарин, не вмешиваться… — с таким помощником только в снайперы — чтобы на цель выводил.

Моя реакция урку радует.

— Твой, значит? Ну, так значит, раз он за себя ответить не может — ответишь ты!

И вот тут становится страшно и мне. Что мог натворить этот долбоёб Панарин, я и представить себе не мог. В краю, где солдат запросто может поссать внутри трансформаторной будки и уехать домой в виде углей (реальная история), от солдата можно ждать чего угодно.

Оказалось, что Панарин решил обзавестись гражданкой и спиздил джинсы, сушащиеся во дворе дома… зимой… вторую неделю. Спецом для него, еблана, повешенные. Но уркам, конечно, не нужен мудак Панарин. Им нужны молодые офицеры, которые приволокли солдата денщиком в дом, и способны оплатить его ебланство. Этот Панарин был моим единственным и, я думаю, последним денщиком.

Урка лыбится и предъявляет за штаны, а я сижу и скриплю зубами. Меня грузят три уркагана, за штаны, спизженые моим бойцом. Я с разбитым еблом, бухой, и денег в кармане 90 рублей.