Вячеслав Миронов - Я был на этой войне

Подняли пластиковые белые стаканчики — мы их в аэропорту «Северный» много набрали — и сдвинули. Получилось не чоканье, а шелест, «чтобы замполит не слышал», шутили офицеры.

— За удачу, мужики, — произнес комбат и, выдохнув воздух из легких, опрокинул полстакана водки.

— За нее, окаянную, — подхватил я и тоже выпил. В горле сразу стало горячо, теплая волна покатилась внутрь и остановилась в желудке. По телу разлилась истома. Все набросились на еду, когда еще удастся вот так спокойно поесть. Хлеб, тушенка, огурцы, помидоры, все полетело в желудок. Теперь уже Иван разлил водку, и мы выпили, молча прошелестев стаканчиками. Закурили. Я достал было свои, привезенные еще из дома «ТУ-134», но, увидев у комбата и у Ивана «Мальборо», убрал обратно.

— Снайперские? — поинтересовался я, угощаясь из протянутых обоими пачек.

— Оттуда, — ответил комбат.

— Как второй батальон? — спросил Иван, глубоко затягиваясь.

— Берет гостиницу «Кавказ», сейчас в помощь им кинем третий бат и танкистов. Духи засели и крепко сидят, держатся за нее. Ульяновцы и морпех штурмуют Минутку и дворец Дудаева. Но только людей теряют, а толку мало.

— Значит, и нас скоро пошлют им на помощь, — встрял в разговор комбат. — Это тебе не бутылки о голову колотить, тут думать надо, как людей сберечь и задачу выполнить. Никогда не понимал десантников, это ж надо добровольно, в трезвом состоянии выпрыгнуть из самолета, а? — беззлобно пошутил Палыч.

— А я никогда не понимал пограничников, — подхватил Иван, — четыре года в училище их учили смотреть в бинокль и ходить рядом с собакой. Чует мое сердце, будем грызть асфальт на этой долбаной площади.

Про себя я уже решил, что не довезу этого снайпера до штаба бригады. Умрет он, сука, при попадании шальняка или при «попытке к бегству». Один черт, все, что он мог рассказать, он уже рассказал.

Это в кино психологически убеждают «языка» в необходимости рассказать известные ему сведения, ломают его идеологически. В реальной жизни все проще. Все зависит от фантазии, злости и времени. Если время и желание есть, то можно снимать эмаль у него с зубов с помощью напильника, убеждать посредством полевого телефона. Такая коричневая коробочка с ручкой сбоку. Цепляешь два провода к собеседнику и покручиваешь ручку, предварительно задав пару-тройку вопросов. Но это делается в комфортных условиях и если его предстоит отдавать в руки прокурорских работников. Следов не остается. Желательно предварительно окатить его водой. А чтобы не было слышно криков, заводишь рядышком тяжелую бронетехнику. Но это для эстетов.

На боевых позициях все гораздо проще — из автомата отстреливают по очереди пальцы на ногах. Нет ни одного человека, кто бы выдержал подобное. Расскажешь, что знал и что помнил. Что, читатель, воротит? А ты в это время праздновал Новый год, ходил в гости, катался с детишками полупьяный с горки, а не шел на площадь и не митинговал с требованием спасти наших бойцов, не собирал теплые вещи, не давал деньги тем русским, которые бежали из Чечни, не отдавал часть пропитых тобой денег на сигареты для солдат. Так что не вороти нос, а слушай сермяжную правду войны.

— Ладно, давай третью, и пошли смотреть на вашего стрелка, — сказал я, разливая остатки водки по стаканам.

Мы встали, взяли стаканы, помолчали несколько секунд и молча, не чокаясь, выпили. Третий тост — он самый главный у военных. Если у штатских это тост за «любовь», у студентов еще за что-то, то у военных это тост «за погибших», и пьют его стоя и молча, не чокаясь, и каждый пропускает перед своим мысленным взором тех, кого он потерял. Страшный тост, но, с другой стороны, ты знаешь, что если погибнешь, то и через пять, и через двадцать пять лет какой-нибудь сопливый лейтенант в забытом Богом дальневосточном гарнизоне или обрюзгший полковник в штабе престижного округа поднимут третий тост — и выпьют за тебя.

Мы выпили, я кинул в рот кусок тушенки, пару зубков чеснока, кусок «офицерского лимона» — лука репчатого. Никаких витаминов на войне нет, организм их постоянно требует, вот и прозвали лук офицерским лимоном. Едят его на войне всегда и везде, запах, правда, ужасный, но женщин у нас нет, а к запаху привыкаешь и не замечаешь, тем более, что он хоть немного, но отшибает везде преследующий тошнотворный, выворачивающий наизнанку запах разлагающейся человеческой плоти. Съев закуску, запил ее прямо из банки сгущенным молоком, взял из лежавшей на столе комбатовской пачки сигарету и пошел первым на выход.