Вячеслав Миронов - Я был на этой войне

За спиной вновь послышались лязг и грохот. Оглянулся. Там танки, подцепив тросами сгоревшие свои машины, пытались оттащить их в сторону. Духи опять начали обстреливать через наши головы танкистов из гранатометов и минометов. Мы все бросили копать и принялись обстреливать их укрепления. Я с ужасом услышал, как в очередной раз сухо щелкнул затвор моего автомата. Звиздец, полный звиздец, патронов больше нет! Для подствольника осталось не больше семи гранат. И все. Капут! На ремне, снятом с бойца, болталась фляжка и подсумок для магазинов. Я поднял подсумок. Ого! Тяжелый. Значит, живем! Значит, воюем. Я вытащил три магазина, осмотрел их. Полные. Три магазина по тридцать патронов — девяносто. Не густо. Ну, ничего. На безрыбье и хрен мясо. Зарядил автомат, прицелился, дал короткую очередь по мелькнувшей тени. Тень скрылась. Может, и попал. На всякий случай поставил переводчик огня на стрельбу одиночными. Начал снова копать.

И тут впереди раздались пронзительные крики духов. Они и в нормальной жизни тихо-спокойно говорить не умеют, а на войне и подавно, кричат так, что уши закладывает. Послышался знакомый лязг. Выглянул. Выкатывается танк и БМП. Весело. Отступать нельзя, расстреляют в спину, и наступать тоже пока не получается. Воевать на площади с танком очень не здорово. Разные весовые категории. Иван Кугель что-то прокричал, но из-за расстояния и стрельбы толком не слышно, только слышно, как раздались выстрелы из подствольников. Эх, разве из подствольника возьмешь танк, тем более этот в «активную» броню одет.

Хорошая эта штука для танкистов — «активная» броня. На обычном корпусе располагаются впритык друг к другу квадратные коробочки. Внутри этих коробушек находится взрывчатка, которая взрывается при высокой температуре, и вот когда раскаленная струя от кумулятивного снаряда или от «мухи» пробивается к броне танка, она встречает на своем пути вот эту взрывчатку. Последняя взрывается и ломает направление этой огненной струи. Танк цел.

Так этот танк, что начинал свое медленное движение в нашу сторону, был увешан этими коробочками. Как новогодняя елка игрушками. Подготовились, уроды, к нашей встрече. С левого фланга раздался выстрел из гранатомета. По звуку определил, что стреляли из «мухи». Кумулятивная граната прилетела точно в стык корпуса с башней. Прогремел взрыв. Из танка повалил дым, огонь, через полсекунды раздался оглушительный взрыв, башню сорвало и откинуло назад. Она угодила на духовские позиции. Обрушилась стена, подняв большое облако пыли. Послышались вопли. Танк горел жирным пламенем. В его утробе продолжали взрываться боеприпасы.

Мы сами взорвались радостными криками и воплями. Ага, суки, знай наших! Но выстрел! Какой выстрел! Ай да молодец стрелок. Звезды Героя за такой выстрел не жалко! Молодец!

БМП духов откатилась дальше и начала нас обстреливать. Снаряды начали рваться сначала перед нашими укреплениями, а затем и за спинами. Осколками задело нескольких бойцов, но не убило, а ранило. Наше счастье, что наводчик у них хреновый. Зенитная пушка, установленная на БМП, могла бы разнести наши укрепления в клочья.

За спиной опять раздался скрежет и лязг. Когда мы оглянулись, то увидели, что два наших танка стоят у начала моста с нашей стороны и приготовились вести огонь по духам, а третий едет к нам — на духовский берег, ведя беспорядочную стрельбу. За этим танком пряталась пехота, через танк и наши головы закидывая противника гранатами из подствольника. Здорово!

БМП духов откатывалась все дальше, пока не скрылась из вида. Мы тоже старались, как могли, поливая отступающую пехоту. Вовремя, ребята, ой как вовремя.

Танк подъехал ближе и, остановившись, начал расстреливать почти в упор позиции духов, засевших перед Госбанком. Из-за танка выбежала пехота — оказалось, что вернулась первая рота второго батальона и часть первого батальона. По мосту бежала еще пехота, как сообщили подоспевшие на помощь, это был первый и третий батальон. Также они рассказали, что комбат умер, не приходя в сознание. Только без сознания сильно матерился и продолжал командовать, метался, потом затих и умер. Эта весть потрясла не только бойцов, но и всех офицеров. Александр Петрович олицетворял собой колосса, нечто вечное и незыблемое. Был каким-то стержнем батальона, и вот нет его, даже не верилось, что это произошло. На войне поневоле привыкаешь терять близких тебе людей, но его… Нет, не верилось. Не хотелось верить.

У всех ходуном ходили желваки. Петрович был не просто командиром, он был для солдат и своих офицеров вроде наставника, старшего брата, одним словом — «Батя», «Папа». Жаль, искренне жалко.