Павел Яковенко - Герои и предатели

Из кабины же «шишиги» уже махал руками водитель:

— Вас к рации, товарищ лейтенант!

Очередная остановка произошла через час. И потом движение так и шло рывками. Так продолжалось весь день, а к вечеру, когда солнце уже явно начало уходить за горизонт, весь батальон собрался в кучку.

Мязин приказал ротам занять вершины воображаемого треугольника, и окопаться. Минометная и артиллерийская батарея расположились в центре. Причем «пушкари» разворачиваться не стали, а вот минометчикам Попова пришлось оборудовать огневые позиции.

Уже совсем в потемках Юру нашел знакомый лейтенант Лосев — из «пехотинцев» — и пригласил в кунг к начальнику штаба.

— Есть немного водки, карты, музыка, — сказал он. — Тебя начштаба приглашает. Говорит, ты поешь хорошо. Пойдем.

— Ладно, я сейчас, подожди тут минутку, — ответил Юра, позвал своих взводных, дал им ценные указания на всякий непредвиденный случай, и ушел вместе с Лосевым.

Вечер получился неплохой. Народу набилось прилично, но раз уж Попова пригласили персонально, то ему нашлось и хорошее место, и выпить, и закусить. Сначала играли в «дурака», потом в «кингу», потом в «секу». Но в «секу» Юра играть не стал. Заядлые картежники сгрудились в одном углу, а пьюще — поющие товарищи — в другом.

Начштаба играл на гитаре, поэтому сначала спели все, что он умел играть. Потом пели уже без аккомпанемента. Юра пел так, как давно не пел. И голос шел без хрипа, и связки не саднили, и мышцы живота вибрировали так, как было нужно. И текст как бы сам собой всплывал в памяти без сбоев. Так что Попов разошелся, и, наверное, пел бы еще до утра, если бы, в конце — концов, не пришел сам Мязин, и всех не разогнал.

Да все и так понимали, что пора, просто как-то не было причины, чтобы уйти из такого приятного места. Нашлась причина — и через пять минут уже никого в кунге и не было.

Костры разводить запретили, но ярко светила луна, и несмотря на выпитое, (да и немного было выпито), Юра спать не хотел. Он добрался до своей машины, нашел снарядный ящик, лежавший около выставленного миномета, и присел.

— Это ты, комбат? — спросил подошедший Чепрасов.

— Да, я, — ответил Попов. — Что, твоя смена?

— Да, еще час, а потом я Бессарабова разбужу.

Попов обернулся к нему:

— Спать хочешь?

Чепрасов не стал жеманничать:

— Если честно, то да.

— Тогда вот что. Ты иди спать, а я часок тут побуду. Потом я сам Валеру разбужу. Все. Дуй, давай, спать!

— Спасибо, комбат, — благодарно ответил Чепрасов, и тут же скрылся в темноте.

Юра опять повернулся к луне, и заворожено уставился на ее сияющий диск. Ему вспоминалось детство.

Как-то родители сказали ему, что на Луне находится лицо человека. Тогда он присмотрелся, и увидел это лицо. И с тех пор всегда, когда видел огромный, яркий диск Луны, искал эти странные, вечные как Космос, черты лунного человека. Лицо Луны всегда было печально, и Юра начинал грустить.

Вот и сейчас в голову полезли призрачные образы отца и матери, бабушек и дедушек, дяди и тети. Отчего-то вспомнилась большая красная гоночная машина на батарейках и с пультом управления, которую ему подарил дядя в день рождения на шесть лет. Куда она потом делась, интересно?

Где-то очень далеко послышалась стрельба. Настолько далеко, что Попов даже и не вздрогнул. Здесь, в Чечне, вообще трудно было не привыкнуть к постоянной канонаде и не воспринимать ее как какой-то неизбежный звуковой фон окружающей местности.

И все же стрельба не прошла для лейтенанта даром — он совсем затосковал. Со страшной силой захотелось домой, захотелось увидеть всех своих, зайти в знакомые с детства дворы, пройти по истоптанным своими же ногами дорожкам, порожкам и половицам… Захотелось на речку — и чтобы побыть там одному. В тишине. Чтобы только ветер шумел листьями в верхушках деревьев, чтобы квакали лягушке в прибрежных зарослях, а в прозрачной воде мелькали серебристыми молниями проплывающие рыбки.

И такая тоска взяла Попова за душу, что даже слеза прокатилась по его серому, со следами высохшего пота лицу. «Неужели я больше никогда не увижу этого?» — спросил он сам у себя. — «Неужели я могу остаться здесь? В этой чужой для меня, враждебной земле?… Ох, как хочется домой».

Тут же Юра недобрыми словами стал вспоминать лейтенанта Бурика, которому в этот миг икалось, наверное, непрерывно. Если бы не Бурик, как думал Попов, он уже сейчас был бы в Махач-Юрте, и, вполне возможно, ему удалось бы выхлопотать себе отпуск домой. Всех увидеть, убедиться, что у них все в порядке, все хорошо, и потом уже, скрепив сердце, успокоенному, вернуться обратно в часть…