Андрей Семёнов - Пятая рота

В учебку нашу команду привез наш земляк — сержант-мордвин. Привез нас в часть, завел в казарму, устроил на ночлег, а на следующий день получил старшинские погоны и уволился в запас. Последним из своего призыва. Вот так! А в коротком времени выяснилось, что до нас в учебной роте было девять сержантов-дембелей. Ровно половина всего сержантского состава. И эти девять человек держали в кулаке остальных двести, не взирая на звание и срок службы. Они не разбирали: сержант перед ними или курсант, но при малейшем ослушании не раздумывая били в душу — то есть молотили кулаком в грудь со всей дури. Дембеля парни были здоровые, удары у них — поставлены, и ослушников находилось мало. Как правило дважды никто на эти грабли не наступал и, получив один раз в грудь так, что останавливалось дыхание и сбивался ритм сердца, наперегонки летели выполнять поставленную задачу: найти закурить или постирать дембельские носки. Девять сержантов уволились в запас и вместо них в роте оставили девять курсантов, окончивших учебку более-менее прилично, присвоив им звания «младший сержант». Это в линейных войсках сержант — такой же пахарь, как и рядовые и мало чем от них отличается. А в учебке сержант — птица-павлин. Пусть глупый, зато какой красивый! В учебке сержант главнее генерала, потому, что живет бок о бок с курсантами, спит с ними в одной казарме и ест в одной столовой. Приказы учебного сержанта не обсуждаются, а выполняются. Точно, беспрекословно и в срок.

А приказы бывают разные…

Вместо того, чтобы вместе со своими менее изворотливыми однопризывниками честно ехать в Афган, девять вчерашних курсантов, получили лычки на погоны и, оставшись в учебке, немедленно вознеслись на головокружительную высоту. Когда они узнали что я родом из Мордовии они обрадовались ничуть не меньше, чем личный состав второго взвода связи. Полгода они старательно вымещали на мне свои комплексы, которые породили и развили в них уволившиеся дембеля. Нет, меня никто не бил. Никто надо мной не издевался. Но в наряды я летал чуть ли не через день. И вовсе не по штабу или чаеварке. Даже в столовую меня и то редко «наряжали». Мне доставался самый тяжелый и муторный наряд из всех возможных — наряд по роте. Курсант Семин и тумбочка дневального были неразлучны как сиамские близнецы. Просто не разлей вода! Она мне даже стала немного родной после сотен часов, которые я простоял возле нее, охраняя имущество роты и спокойный сон моих дорогих сослуживцев.

Надо ли говорить, что из девяти уволившихся в запас дембелей второй учебной роты — пятеро были мои земляки?

Эх, мордва, мордва!..

Народ повалил из кино. По передней линейке, а чаще по привычке — в темноте между палатками, уставшие после войны люди шли спать. Вернулся и мой взвод связи. Полтава скомандовал:

— Выходи строиться на вечернюю поверку.

Взвод построился перед палаткой в две шеренги так, чтобы дежурный по полку и помдеж с крыльца штаба могли видеть, что доблестный второй взвод связи — не шайка разгильдяев, а примерные солдаты, которые смысл жизни своей видят исключительно в неукоснительном соблюдении уставов и внутреннего распорядка сто двадцать второго горнострелкового полка. Меня то ли как сержанта, то ли как самого длинного поставили правофланговым в первую шеренгу.

Полтава достал разграфленную картонку, в самом низу которой была уже вписана шестнадцатая — моя — фамилия и начал перекличку.

В учебке вечерняя поверка занимала полчаса: пока рота построится, пока дежурный по роте или старшина перечислит двести фамилий, пока то, да сё. Если старшина был не в духе, а это с ним случалось, то бодяга могла растянуться и на час.

В карантине эта же процедура отнимала минут десять: все-таки нас было не двести, а всего пятьдесят четыре человека. Десять минут это вам не полчаса и тем более не час. Вечерняя поверка, которая отнимает всего десять минут времени казалась величайшим на земле благом, лучше которого и придумать нельзя.

Во втором взводе связи поверка длилась ровно столько, сколько понадобилось Полтаве, чтобы убедиться — мы замечены дежурным по полку, назавтра замечаний не будет, можно расходиться. Вторая шеренга не успела даже докурить.

— Сейчас в наряд заступают, — Полтава забегал карандашом по списку, — дежурный — Кравцов, дневальные — Куликов и Гулин. Мужики, сейчас заступите, а завтра в шесть сниметесь. Считай, четыре часа вы уже простояли. Вопросы? Нет? Разойдись. Семин останься.