Андрей Семёнов - Пятая рота

Хэбэ.

А разве плохо было бы: солдат днем полазил-поползал в чем-нибудь ненужном, вечером поставил все это в уголок, сходил под душ, переоделся в чистое и…

Извините, отвлекся.

Под самое окончание карантина занятия по ИП пошли бодрей и интересней.

На одном из таких занятий капитан-сапер показывал нам мины — противопехотные и противотанковые. Мин было десятка два: советские, американские, итальянские и даже самодельные. Все они имели разные способы подрыва, некоторые ставились «на неизвлекаемость», чтобы их нельзя было обезвредить, некоторые веерно разлетались осколками на десятки метров, некоторые отрывали голень, но цель у всех была одна — вывести из строя живую силу противника, то есть — нас. Больше всего мне понравились «итальянки» — противотанковые и противопехотные, светло-коричневые с рубчиками по краям, чтобы легче было закапывать и труднее извлекать. Они смотрелись как игрушечные и их хотелось утащить на сувениры.

А самая остроумная мина была местного производства. Две обыкновенных маленьких дощечки были плашмя скреплены между собой на одном конце и имели зазор на другом. В месте зазора с внутренней стороны дощечек были прикреплены две полоски жести от консервной банки. От этих полосок отходили два проводка и вели к взрывателю. Сам взрыватель был размером со спичечный коробок и сбоку от него торчала батарейка: обыкновенная советская «Крона». При соединении дощечек контакт замыкался и взрыватель подрывал фугас — танковый снаряд. Поэтому, наступать на такие дощечки, если таковые попадали под ноги, не следовало. Это сапер объяснил понятно и наглядно.

Как это там у классика соцреализма? «Человек — это звучит гордо!»

Неслабо сказано. Видно — в пылу. Только — на какой струне это звучит и на какой именно ноте?

Ах, Алексей, Максимович, Алексей Максимович! И какой дебил причислил тебя к лику святых? Кто первым посчитал тебя классиком, поцеловал пониже спины и заставил нас «проходить» тебя в школе? Что ты видел в жизни? Какие трудности? Ну, написал ты роман «Мать твою» или»… твою Мать», ну, урезал редактор название, сократив его по цензурным соображениям до одного слова. И что? Легко тебе было из солнечной Италии ностальгировать по Великой и Могучей Родине и вскрывать ее язвы. Это не твою морду били офицеры и не при тебе ссали в сапог, спускаясь в чмыри, и не тебя задрачивали на солнцепёке с автоматом по-пластунски, не тебя приходил пи…ть Северный Кавказ, не ты… не тебя… не тебе…

Так какого же ты хрена вякал?! Сидел бы себе на Капри и писал бы о бабочках-ромашках. А я тут, восемнадцатилетний, за три дня в Афгане узнал о жизни больше, чем ты за свои… Сколько тебе было, когда тебя укнокали? Ну, то-то. Туда и дорога.

Классик хренов! Графоман средней руки.

«Человек — это звучит гордо!»

Господи, Боже ты мой! Чего только этот гордо звучащий человек не придумает для того, чтобы ухайдакать другого такого же человека! Все эти мины, растяжки, дощечки с фугасом не имели другого полезного применения, кроме смерти теплокровных человеков. Одни человеки мину придумали, вторые изготовили, третьи установили, четвертые подорвались. И все — звучат гордо!

Почему тигр не убивает тигра, а волк не грызет волка? Животные — не умнее ли человека?

Верх циничного прагматизма: придумать мину, которая не убивает человека, а лишь отрывает ему голень. Вроде гуманно, но без ступни солдат воевать не может, а для его эвакуации с поля боя потребно минимум два человека ввиду полной беспомощности пострадавшего. Итого, одной миной с поля боя как пешки с шахматной доски, смахиваются сразу три бойца.

«Человек» — это вообще никак не звучит. Это три слога и семь букв. Больше ничего.

Человек — это самое злое, развращенное и беспощадное животное на Земле. Хуже гадюки. Только человек способен поражать себе подобных. У остальных животных на это догадки не хватает. А на войне — вдвойне. С человека как парша слетает тонкий слой цивилизации и культуры и он предстает во всей своей нагой и ужасной красе: не сдерживаемый никакими моральными принципами и нравственными устоями, кроме одного — выжить любой ценой. Любой ценой живым вернуться домой!

А иначе — на войне не выжить.

После того занятия, после того страха, который нагнал на нас капитан-сапер своими рассказами о действии противопехотных мин, у меня появилась привычка смотреть себе под ноги, перешедшая со временем в невроз.

Не самая плохая привычка. Однажды мне жизнь спасла.