Андрей Семёнов - Пятая рота

— Давай, Сэмэн, жми! — подбадривали меня деды.

Ага! Куда жать-то, если я сам оказался везде зажатым?! Вот уже и мой слон полетел и вражеские пешки окружают моего королька.

— Ничья, — предложил комбат, — пойдем спать, Сергей Александрович. Бойцам тоже отдыхать надо.

Баценков поднялся и они вместе с начальником штаба пошли к себе в командирский модуль, давая «бойцам отдохнуть».

Вот только бойцы отдыхать не собирались.

Неделю назад они достали «парадки» и теперь намеревались продолжить их усовершенствование, чтобы придать им неотразимый дембельский шик: то есть довести их до состояния полной неузнаваемости по сравнению с уставными образцами. В мое прошлое и позапрошлое дежурство Полтава перешивал фуражку.

«Отбить» фуражку дело одной минуты и совершенно нехитрое: поля фуражки сводишь под дно и ребром ладони несколько раз резко бьешь по тулье. Пружина внутри фуражки деформируется, выгибая саму ее седлом. Тулья приподнимается почти вертикально, поля обвисают и уставной предмет солдатского гардероба приобретает необходимое изящество.

Полтава не искал легких путей.

Первым делом он распорол фуражку и вытащил из нее козырек. Теперь у него в руках была бескозырка без ленточек. Смешная: с зеленым верхом и черным околышем. Этого показалось ему мало, он вынул пружину и распорол верх фуражки. Бескозырка превратилась в воронье гнездо. Две следующие ночи ушли на то, чтобы мелкими стежками собрать развороченную фуражку снова в бескозырку, но уже дембельского фасона. Прошлое мое дежурство Полтава резал и подтачивал козырек для того, чтобы под самое утро вставить его в сильно обкорнанном виде на место. К утру вышло желаемое: главным украшением дембельской фуражки с невообразимо загнутой тульей стал совсем крохотный козыречек, вертикально падавший на лоб. Повстречай я Полтаву в этой фуражке год назад, я бы оборжался над этой карикатурой головного убора — настолько нелепо она смотрелась бы в толпе нормальных гражданских людей. Но теперь, послужив в войсках, я удовлетворенно отмечал: «Да, фуражка хороша! Второй такой нет ни у кого в батальоне, а может и в полку». Оценка моя была тем более искренней, что во-первых не я ухожу на дембель и поэтому в чувствах моих нет места зависти, а во-вторых я-то сам видел сколько труда ушло на то, чтобы привести чудо-фуражку в вид далекий от первоначального.

Все то время, пока Полтава уродовал свой кивер я вертелся подле него. Не только оттого, что дедушке требовались то ножницы, то нитки, то напильник и я должен был все это находить и подавать.

Совсем нет!

Я — ума набирался . Полтава как и я — «весенник», а, значит, через год я столкнусь с той же проблемой подготовки себя, любимого, к встрече с Родиной. А у кого еще и поучиться как не у деда? Вот и сегодня я ждал продолжения мастер-класса. Каховский со своей парадкой ушел рукодельничать к минометчикам. В шестой роте такую же парадку развернул на коленях Барабаш. По всему батальону сейчас в палатках и каптерках сидели деды и были заняты своим делом, следовательно, если Полтаве понадобится какая-нибудь мелочь — шило, клей или утюг — я, пробежавшись по батальону, легко это отыщу: какой дед откажет в помощи другому деду? Да еще и в таком святом деле, как изготовление дембельского наряда.

Что только не делают дембеля с формой!

Еще до призыва видел на вокзале двух дембелей. Судя по носам — с Кавказа. Свои кители они укоротили до того, что клапаны карманов свисали через пСлы. Лацканы и отвороты были обиты бархатом: у одного — красным у другого — синим. На свисавшие виноградными гроздьями аксельбанты ушло несколько бобин ниток. Вся грудь была увешана блестящими значками и вместо трех положенных — «Отличника Советской Армии», «Классности» и «Бегунка» — сверкали все значки с прилавка ближайшего киоска, включая «Ну, погоди!». Не было, кажется, только «Матери-героини». Фуражки тоже были подбиты бархатом, а сапоги смяты геометрически правильными ромбиками и стояли на высоких каблуках. Тогда мне они показались двумя попугаями, выпорхнувшими из клетки через случайно оставленную открытой дверцу. Их вид оскорбил мои эстетические чувства, но это было тогда…

Сейчас, почти после года службы, я смягчил свое понимание красоты.

Во всем виновата унификация. За два года однообразие жизни и единообразие в еде и одежде достают до печенок и дембелям хочется хоть чем-то выделиться. Чтоб фуражка была не такой как у соседа. Чтоб китель хоть капельку отличался от уставного. Чтобы погоны не как у всех.