Мирослава Томанова - Серебряная равнина

— Меня торжественный смотр не очень радует! — Цельнер горько рассмеялся: — Наш смотр уже позади, Шульц и Блага только что об этом позаботились.

В двери появился Леош. Глядя на Яну, он передал, что Станек едет на санях к линии фронта посмотреть, все ли кабели смотаны. Яна должна попросить у каптенармуса маскировочный комплект. Поедет со Станеком.

Яна не трогалась с места.

Цельнер, словно за Махата кто-то должен был высказать его недоброжелательство, не без ехидства произнес:

— Ну и жизнь у тебя, Яни!

Яна колебалась: ее ждала прогулка с Иржи, а тут остаются оборванные ребята. Опустив глаза, она спросила, обращаясь ко всем:

— Мне надо ехать?

Боялась поднять глаза, потом услышала Благу:

— Почему же тебе не ехать? Конечно, поезжай! Посмотришь на более приятные картины, чем видели мы…

Цельнер «смилостивился»:

— Не хмурься, Яни. Мы рады, что у тебя над адом войны голубое небо с золотыми звездочками…

— А шитье мне тут оставьте, я вернусь… Я поеду.

Зап проводил Яну до двери:

— Ну, вот и хорошо. Хоть одна душа счастлива.

Варвара вела Ефимыча по свежевыпавшему снегу, срезала углы, стараясь скорее выйти на шоссе. Ефимыч шел след в след, предоставив ей выбирать путь на Васильково. Его разбирало любопытство. Начал сладко:

— Шустрая ты женщина, Варенька, все умеешь. Только скажи, как ты извернешься перед этим чехом…

— Извернусь? Я врать не собираюсь! — сказала она и прибавила шагу, чтобы он немного поотстал.

Но и Ефимыч поднажал.

— Ведь ты, я думаю, не будешь ему объяснять, что оставила дома больного мужа, а сама тут с другим любовь крутишь. Может, дать тебе какой-нибудь совет? Я-то человек бывалый.

— Не нуждаюсь! — Она припустила почти бегом. Чертыхалась. «Будет мне тут всякий лезть в душу». Кричала через плечо: — Вы что, хотите удержать меня в супружеском хомуте? А что вы знаете о моем муже? Тьфу!

Патруль. «Стоп! Хоть отдышусь», — воспрянул Ефимыч. Куда там!

Патрульный выкрикнул «Пароль!» Варвара ответила, затем спросила, как выйти на шоссе. Туда? Хорошо. И снова устремилась вперед. Теперь уже шли в горку. Ефимыч что-то говорил. Варвару вдруг словно прорвало. Позорит танкистов? И при чем тут Беляев? Какое ей дело до жены Беляева? Почему тот сравнивает ее со своей Соней? Вопросы так и сыпались.

— Если его Соне нравился ее Онегин или Дон-Жуан в шелке и кружевах, то я тут при чем? Где вы там плететесь? Смотрите! — закричала она. — Воронка от снаряда. Не скатитесь в нее. Костей не соберете.

И опять сломя голову вперед. Наконец шоссе. Показался грузовик. Варвара проголосовала.

— В Васильково?

— Нет.

Ефимыч кипел злобой. Не только за Беляева, но и за себя. Его сын потерял на фронте ногу. Они поменялись местами: старый был здесь вместо сына, сын вместо старого — в колхозе.

— Странный был бы порядок, если б сы́нова Марфа стала бегать за другим, кого война пощадила! За каким-нибудь ветрогоном, вроде Петра Петровича. Я бы ее задушил к чертовой матери! — ругался он в обледеневшие усы.

Варвара разозлилась:

— Почему вы решили, что я подлая, бездушная? Разве я бросила бы искалеченного ради забавы? С чего вы это взяли? И Соня, и Марфа никогда бы такого не сделали. — Варвара остановилась, повернула злое лицо к Ефимычу. — Если бы Беляев был моим мужем, я за то, что он пережил, клянусь вам… любила бы его больше, чем того, прежнего обольстительного баритона. Или ваш сын… Но что меня возмущает, это ваше желание вмешиваться во все, поучать, ни в чем как следует не разобравшись…

Огромная побеленная пушка, которую тащил на буксире грузовик с боеприпасами и расчетом, надвинулась на них.

— В Васильково?

— Да, — крикнули из грузовика солдаты и втащили в кузов старика и Варвару.

Ефимыч все наставлял ее:

— Видишь, девочка, видишь, как ты правильно говоришь. Вот, Варя, и пообещай капитану, что уже никогда с Петром Петровичем…

— Что вы, дед! Опять мораль читаете? Не с Петром Петровичем — с мужем разойдусь!

— Варвара! — строго прикрикнул Ефимыч.

— Что вы обо мне знаете? Что я замужем. А за кем? Об этом не спрашиваете! — Варвара сжалась, опустила голову и замолчала. Потом вдруг снова набросилась на Ефимыча: — Это вы виноваты, что я разлюбила мужа! Вы все в роте! Беляев, Леонтий, наш капитан…

Старик всполошился:

— Болтай, сумасшедшая! Будешь теперь валить на всю роту.

У Варвары от непрерывной тряски стучали зубы.

— Беляев мог бы и до сих пор нежиться в госпитале. Обожженный. Так нет, не хочет! Капитану предлагали после трех ранений быть инструктором в военной академии. Не хочет! Он в Берлин хочет! — Она сжала зубы, чтобы они не так лязгали. — Любой из вас в роте лучше моего мужа. А Петр Петрович к тому же любит меня!